Раздался выстрел. По-другому и быть не могло. Конец наступил так быстро, так нелепо, что Казимир Лаврентьевич не успел опомниться. Он только чувствовал адскую боль, подаренную рукой Алголя.

Они услышали размеренные шаги, какой-то щелчок…

– Это он выключил настольную лампу, – пояснил Генрих.

Затем звук шагов удалился, заскрипела дверь, захлопнулась. Пленка еще шипела несколько минут, записывая мертвую тишину в мастерской, где остался лежать мертвый ювелир. В кабинете некоторое время царило тягостное молчание.

– Как глупо… – вырвалось у Вадика, после чего он извинился перед Генрихом: – Я не хотел… извините…

– Не стоит извиняться. Мой отец действительно погиб по глупости. Он знал, что к нему придет убийца, ждал его, а никому не сказал ни слова, даже мне.

– Да уж… – заерзал на стуле Щукин. – У нас был шанс взять убийцу, но ваш отец не предоставил его нам. Жаль. Генрих, вы узнали голос? Ведь этот человек хорошо знаком вашему отцу, значит, вы его тоже должны знать. Более того, я не могу отделаться от мысли, что Казимир Лаврентьевич дружил с убийцей. Кто бы это мог быть?

– Не знаю. Последние годы отец дистанцировался от друзей, у нас никто не бывал, он никуда не ездил, только на отдых с мамой.

– Вы оставите нам запись?

– Конечно. Я заинтересован, чтобы нашли убийцу.

– Спасибо, вы можете идти, – сказал Щукин, перематывая кассету на начало. – А мы еще и еще раз послушаем.

После ухода Генриха Щукин разрешил комментировать во время прослушивания. Но пока пленка крутилась, все молчали, напряженно ловя звуки, слова, стараясь запомнить их. А когда запись закончилась, он выключил диктофон и спросил своих помощников:

– И что скажете?

– Мне интересно, – первым вступил в диалог Гена, – зачем Казимиру был нужен адрес Ксении Николаевны? Что он хотел?

– Руку и сердце ей предложить, – хихикнул Вадик.

– Кончай паясничать! – прикрикнул на него Гена.

– Но именно в этом причина того, – не обратил внимания на их пикировку Щукин, – почему он не стал сообщать никому, что убийца обязательно придет к нему. Он решил выяснить, где живет Ксения Николаевна… А действительно, зачем?

– Значит, Казимир Лаврентьевич догадался, как этот тип убил Еву и за что, – сказал Слава. – Поэтому после убийства директрисы вычислил, что убийца придет к нему.

– Да, выходит так, – согласился Щукин.

– У меня еще есть вопросы, – сказал Гена. – Казимир сказал, что убийца испытает разочарование… Что он имел в виду? А это: «Если б ты знал, какую глупость совершил, но узнаешь со временем»? Что он имел в виду? Почему убийца должен разочароваться и раскаяться? И перед выстрелом он говорил: «Я тебе не сказал, а это очень важно». Получается, убийца готовился в него выстрелить, Казимир видел это и вдруг попытался о чем-то предупредить его?

– Может, на пушку решил взять убийцу, а тот уши не развесил? – предположил Вадик. – Одно могу заявить со всей ответственностью: Казимир сдвинутый. Был.

– Мне кажется, не стоит толочь воду в ступе: чего хотел, что подразумевал, чего не предусмотрел Казимир Лаврентьевич. Это бесполезно, – высказал мнение Слава. – Ну и чем нам поможет запись?

– Сегодня… сегодня уже не получится, поздно. А завтра с утра отдадим очистить пленку, – сказал Щукин. – Нам нужен голос убийцы. Подозреваемых не так уж много, следовательно, идентифицировать голос будет несложно.

– Короче, от записи пока никакого толку, – сокрушенно вздохнул Слава. – А время идет… По идее, преступник должен смыться. Я так ждал, что Казимир Лаврентьевич назовет его по имени! Почему он не назвал его?

– Он честно давал ему шанс, – выложил версию Гена. – Мол, уйдешь, не тронув меня, – никто не узнает, кто убивал.

– Идиотизм! – вставил Слава. – А почему он не сказал, когда в него выстрелил убийца: это такой-то и такой-то? Он же наверняка именно затем и приладил диктофон под стол!

– Больно было, – вздохнул Вадик. – С пулей в груди забудешь и про диктофон, и про колье. Вообще про все забудешь.

– Я бы не сказал, что от пленки нет толку, – вступил в спор Щукин. – Во-первых, мы выяснили, что колье было у Казимира Лаврентьевича и что теперь им завладел убийца. Во-вторых, мы знаем, что этот человек был прекрасно знаком с Казимиром Лаврентьевичем, следовательно, пошерстим его бывших друзей…

– А Романа Семеновича отпустим? – полюбопытствовал Слава.

– Ни за что! – категорично заявил Щукин. – У меня нет уверенности, что это был не он. Вот предоставит свидетелей, видевших его во все часы убийств, пусть катится.

– А вдруг это был его сын? – подал идею Слава.

– А ты своего дедушку не подозреваешь? – отстранился от него корпусом Вадик, якобы желая получше рассмотреть. – Ага, Генрих убил папу, потом принес нам пленку с записью убийства… Ты здорово сказал. Я теперь знаю, где готовят шизофреников, – на юрфаке.

– Я основываюсь на интонациях потрясения, которые слышатся даже в записи, – вскипел Слава. – Кого он мог называть мальчишкой?

– С таким же успехом в мастерскую мог прийти охранник Миша, – выставил контрдовод Вадик. – Он нашего возраста, по понятиям Казимира, мальчишка. Тем более что Миша прекрасно знает все ходы и выходы, наверняка умеет убивать, потому что прошел соответствующую школу, продумал пути к отступлению. Увидев его, разве не поразился бы Казимир Лаврентьевич? В ювелирный салон просто так, с улицы, не устроишься, только по рекомендациям.

– И Роман Семенович мог прийти, – согласился Гена. – По сравнению с Казимиром он тоже мальчишка. Мы не знаем, с кем и как дружил убитый. Колье видели четыре человека…

– Вот-вот! – подхватил Вадик. – Мы забыли еще Валерия Ивановича, а у них одинаковые профессии – ювелиры.

– Да никто не забывал про ювелира! – возразил Гена.

– Тихо, ребята! – призывая всех к порядку, поднял вверх руки Щукин. – Давайте сделаем так. Сейчас уже поздно, едем по домам. Вадик и Гена поедут к Батону. Батон остался последний, кого необходимо убрать убийце. Если убийца не зять Ксении Николаевны, то, возможно, он сегодня рискнет это сделать. Завтра с утра повезем Батона на опознание – авось он узнает среди оставшихся подозреваемых убийцу. Сначала двинем к Валерию Ивановичу. За ночь всем обдумать хорошенько все нам известное. У нас уже есть много зацепок… Короче, думайте, ребята.

Никите пришла в голову довольно смелая идея: проникнуть в дом Ксении Николаевны не ночью, а утром, часов в девять, когда зять и дочь отправятся на работу и в доме останутся старуха с внучкой. Под напором друга Валерий в конце концов сдался, но участвовать в разбое категорично отказался, ограничился лишь согласием сесть за руль. Он остановил автомобиль на улице частного сектора, но в тупике, у небольшой рощи акаций, немного не доезжая до дома Ксении Николаевны. Валерий Иванович не повернулся к Никите, а скупо сказал, глядя в противоположную сторону: