в себя. Адайбек полагал, что на его земле не так-то легко утвердиться какой бы то ни было власти. Степь живет своими, ставшими извечными, традициями. Порядка в аулах добились немногие, и если новая власть попытается подчинить себе бескрайние просторы, то ей как раз и будут нужны люди, подобные ему, Адайбеку. Через некоторое время Адайбек и вовсе успокоился. Власть на местах осталась прежней, хотя и стала называться «алаш-ордынской». В аулах началась мобилизация джигитов в войска алаш-орды, которую простые степняки встретили с испугом.

Уполномоченный по мобилизации прибыл в аул Адайбека на тарантасе в сопровождении эскорта из четырех милиционеров-алашцев и небольшого отряда новобранцев из двенадцати джигитов.

Жители аула были собраны у юрты Адайбека. Уполномоченный, плотный, румянолицый казах лет сорока, одетый в полувоенную форму, оглядел людей, стоявших полукругом, заложил правую руку за борт кителя и заговорил сильным, натренированным голосом.

— Мы долгие годы боролись за свободу, — начал он. — Наступил момент, когда казахские роды должны объединиться, чтобы раз и навсегда освободиться от гнета русских. Создано правительство, которое осуществит руководство нашей священной борьбой. Вы должны знать, что по всей казахской земле джигиты собираются под знамя алаш. Я приехал к вам отобрать джигитов, согласных служить своему народу. — Уполномоченный передохнул и показал рукой на новобранцев: — Кто из вашего аула желает разделить их трудный путь?

Никто не отозвался, не выступил вперед. Уполномоченный недовольно сдвинул брови и поморщился.

— Мы считаем сейчас главным, чтобы вы поняли необходимость активной борьбы против большевиков, которые хотят установить в степи свои порядки. На этот раз руками русских мужиков. И мы могли бы сейчас не упрашивать вас, а поступить по законам военного времени.

— Мы это понимаем, — подал голос Оспан, стоявший впереди толпы, — но ведь нет лишних людей. Семьи у нас. Хоть маленькое, но хозяйство…

— Как это нет людей! — Бий Есенберди уставился на Оспана колючим взглядом. — А деды наши думали о женах, когда садились на коней?

— Их не мобилизовывали, — уже несмело возразил Оспан и потупился. — Они сами брались за оружие.

— Раз нужны люди — найдем! — поспешно вмешался Адайбек и ткнул пальцем в рослого, с саженными плечами парня лет семнадцати, стоявшего около юрты вместе с толстяком Сейсеном — сыном бия Есенберди. — Я думаю, от такого джигита не откажетесь?

Уполномоченный не расслышал последних слов Адайбека. Он обернулся, оглядел парней и довольно улыбнулся:

— Крепкие джигиты. Как раз двоих и полагалось от вашего аула. Выберите им коней.

— Нет-нет! — Есенберди рванулся к нему. — Второй мой сын. Его нельзя…

— От вашего аула положено двоих.

— Я поеду, отец! — неожиданно возразил Сейсен. — Надоело мне в ауле.

Есенберди оторопело посмотрел на сына и схватился за бороду.

— Да ты что? Рехнулся? Сукин ты сын!..

В передних рядах раздались смешки, а в середине толпы кто-то весело загоготал:

— Пусть едет! Ха-ха-ха!..

— Молодец Сейсен!

Есенберди подскочил к сыну, стал отговаривать его, но Сейсен, красный, вспотевший от собственной смелости, стоял на своем.

Рассмеялся и уполномоченный. Одобрительно кивнув Сейсену, он повернулся и направился к юрте. За ним, неровно ступая и что-то объясняя, засеменил Есенберди. Улыбаясь в бороду, поспешил зайти в дом и Адайбек.

Толпа галдела. Кто с боязнью смотрел на юрту богача и допытывался у других: как все-таки понять уполномоченного, кто жалел полоумного сироту Жакена, которого Адайбек подсунул в солдаты, кто смеялся над опростоволосившимся Есенберди. Люди долго не расходились. Раньше они полагали, что война идет где-то далеко. Да и ощущалась она в Саркуле лишь по частым поборам и изредка проезжающим через аулы военным отрядам. Но когда люди в степи не платили налогов? Отряды шли на север, в сторону Уральска, где, по слухам, идут тяжелые бои с большевиками. Но Уральск тоже считался далеко… А теперь война как бы придвинулась вплотную, вовлекла и их в свой страшный круг.

Махамбет, приехавший в аул утром, выбрался из толпы и направился в кибитку Оспана. Перед тем как уехать к табуну, он решил повидаться с Санди. Нигмет работал у Оспана подпаском, и Махамбет каждый раз, когда приезжал из степи, запросто заходил к пастуху.

Санди с матерью сидели за шитьем. Балкия, хорошо знавшая отношения Махамбета и Санди, не стала им мешать: вышла из кибитки, захлопотала у очага.

Махамбет сел рядом с Санди.

— Отец зайдет — будет неловко, — произнесла Санди, взглянув на джигита. — Он сегодня в ауле.

— Знаю.

— Надолго приехал?

— Нет.

— А ты не можешь ослушаться хромого?

Махамбет усмехнулся. Попробуй ослушаться — угодишь под очередную мобилизацию. В этом году Адайбек рассчитал многих табунщиков, остались лишь те, кто не вызывал у него даже тени сомнения. Но и они были под наблюдением. Махамбету же, конечно, был доверен табун знаменитого Каракуина, которым богач дорожил больше всего на свете. Махамбет все время находился с табуном у Черных солончаков, аул навещал от случая к случаю. Да и в эти редкие наезды Адайбек не успокаивался до тех пор, пока не выпроваживал его обратно к лошадям.

— Ты чем-то огорчен? — озабоченно спросила Санди, заглядывая ему в глаза.

— Нет.

— Почему ты молчишь?

— А когда я говорил много?

Санди рассмеялась. За лето она сильно изменилась. Движения обрели плавность, взгляд посерьезнел, а голос стал еще глубже, мелодичней. Он дотронулся было рукой до змеившихся по груди Санди черных толстых кос, но снаружи долетел голос Балкии, и влюбленные мгновенно отшатнулись друг от друга.

— Сейсен! — Санди вскочила на ноги.

В дверях появился разнаряженный, улыбающийся Сейсен.

— Что случилось? — Махамбет поднялся ему навстречу.

— Адене распорядился, чтобы ты…

— Знаю, — недовольно перебил его Махамбет. — Можешь передать хозяину, сейчас выезжаю.

— И еще вот что, Маха. Я сегодня тоже уеду из аула. — Он пристально взглянул на Санди. — Хотел поговорить с Санди. Кто знает, что ждет меня завтра.

Махамбет улыбнулся, прошел к дверям. На улице взял Сейсена за локоть.

— На большее ты и не был способен.

— А какой путь выбрал ты сам? — Сейсен загорячился. — Думаешь переждать опасность за крупами коней Адайбека? Заполучить Санди в свою кибитку и прожить тихонько, как мышь?

Махамбет схватил его за ворот чапана, притянул к себе.

— Мы с тобой молоды, Сейсен, и еще не раз столкнемся в жизни. — Он коротко кивнул в сторону чиев. — Если повстречаемся там, кому-то из нас не сносить головы. И оставь Санди в покое. Меня одолеть не так-то легко, ты знаешь.

— Надеешься на Адайбека? — Сейсен с силой вырвал ворот из его рук.

— На себя.

Махамбет быстрыми шагами направился к юрте Калимы. Наполнил небольшой торсук кумысом и, не мешкая больше, выехал из аула. Солнце стояло