Черный Цветок внял совету и в тот же день удалился, но не один, а в сопровождении многочисленной свиты, слуг, стражи и представителей знати, возмущенных таким поворотом событий и громко поклявшихся отомстить недавнему союзнику за его коварство. Всем прочим жителям Тескоко оставалось лишь сжимать кулаки в бессильной ярости, ожидая провозглашения племянника Мотекусомы Какамацина юйтлатоани аколхуа.

Я на коронацию не остался. В Тескоко в те дни на любого мешикатль, включая и меня, смотрели недружелюбно, и даже мой старый товарищ Ива гадал, не были ли мои слова о том, что Мотекусома будет любить его брата не больше, чем любил их отца, скрытой угрозой. Поэтому мне пришлось вернуться в Теночтитлан, где жрецы в храмах на все лады восхваляли «мудрость и прозорливость Чтимого Глашатая». И едва лишь ягодицы Какамацина успели нагреть трон Тескоко, как он объявил о полном отказе от отцовского курса и повелел собрать армию для участия в затевавшемся его дядей очередном походе против Тлашкалы — давнего врага Союза Трех.

Однако поход этот постигла судьба всех предыдущих, ибо молодой воинственный союзник, посаженный на престол самим Мотекусомой и состоявший с ним в кровном родстве, не смог оказать дяде сколь бы то ни было серьезную помощь. Какамацин не внушал своим подданным ни любви, ни страха, поэтому добровольцев для вступления в его войско практически не находилось, а те немногие, кого удалось призвать насильно, отнюдь не рвались в бой и не собирались погибать на ненужной им войне. Многие аколхуа, в том числе и опытные воины, при других обстоятельствах охотно взявшиеся бы за оружие, отговаривались тем, что за годы мирного правления Несауальпилли постарели, стали слабы здоровьем или же обзавелись столь многочисленными семьями, что никак не могут рисковать оставить своих домочадцев без кормильца. В действительности же очень многие попросту продолжали считать своим законным правителем наследного принца.

Покинув Тескоко, Черный Цветок удалился на северо-восток, в одно из загородных владений правящей семьи, где начал возводить укрепления и собирать войско. Кроме придворных, добровольно отправившихся с правителем в изгнание, к нему присоединялись и другие аколхуа — благородные воители и простые воины, которые ранее служили под началом его отца. Иные же, не имея возможности покинуть свои дома и бросить свои занятия, оставались в Тескоко, под властью Какамацина, но регулярно тайком наведывались в горный редут Черного Цветка, где вместе с его войском готовились к вооруженному выступлению. В то время я, подобно большинству людей, ничего об этом не знал. В строжайшей тайне принц Черный Цветок неторопливо, но неотступно готовился к тому, чтобы отнять трон у узурпатора обратно, даже если ради этого ему придется воевать со всем Союзом Трех.

Между тем нрав Мотекусомы, злобный и в лучшие времена, отнюдь не улучшился. Он и без того подозревал, что своим коварным и неправомочным вмешательством во внутренние дела Тескоко настроил против себя многих правителей, чувствовал себя униженным из-за провала последней попытки покорить Тлашкалу и был недоволен своим племянником Какамацином. И тут, будто всего этого было мало для того, чтобы правитель неизменно пребывал в дурном расположении духа, начали происходить еще более тревожные события.

Возможно, смерть Несауальпилли явилась своего рода сигналом, положившим начало исполнению самых мрачных его пророчеств. В месяц Растущего Древа, последовавший за похоронами, из земель майя прибыл гонец-скороход с тревожной вестью о том, что белые люди снова явились на Юлуумиль Кутц, но на сей раз их не двое, а целая сотня. Три корабля чужаков подошли к портовому городу Кампече на западном побережье, спустили на воду большие каноэ и высадились на сушу. Жители Кампече, те, кому повезло выжить после оспы, не препятствовали высадке и впустили чужеземцев в город. Но когда белые пришельцы, не предваряя это никакими просьбами или объяснениями, ввалились в храм и полностью очистили его от всех золотых украшений, то тут уж местные жители, не выдержав, обрушили свой гнев на пришельцев. Точнее, попытались это сделать, ибо, по словам гонца, оружие воинов Кампече ломалось о металлические тела чужестранцев. Он сообщил, что сами они якобы, издав боевой клич «Сантьяго!», стали отбиваться с помощью палок, совершенно не похожих на обычные шесты или дубинки. Их палки изрыгали гром и молнию, подобно разгневанному богу Чаку, и многие майя пали мертвыми на значительном расстоянии от этих плевавшихся дымом и огнем палок. Конечно, теперь все мы знаем, что гонец пытался описать стальные доспехи ваших солдат и их разящие на расстоянии смертоносные аркебузы, но тогда его рассказ показался бредом сумасшедшего. Впрочем, он доставил кое-что, свидетельствовавшее в пользу этого невероятного рассказа. Во-первых, список погибших, включавший более сотни мужчин, женщин и детей, но также и содержавший указание на то, что было убито сорок два чужеземца. Как видно, жители Кампече сражались отважно и смогли нанести врагам урон, даже несмотря на их страшное оружие. Во всяком случае, храбрость майя принесла плоды: белые люди отступили, вновь погрузились на свои каноэ и отплыли к кораблям, которые сперва распростерли свои белые крылья, а потом исчезли за горизонтом. Во-вторых, гонец доставил скальп, содранный с одного из убитых белых людей и натянутый на ивовый обруч. Позднее у меня появилась возможность разглядеть его самому. Убитый казался похожим на знакомых мне испанцев, во всяком случае, кожа у него была такая же известково-бледная, а вот волосы, правда, имели необычный цвет — желтый, словно золото.

Гонца, доставившего трофей, Мотекусома наградил, но после его ухода всячески поносил «этих глупцов майя, напавших на тех, кто, возможно, является богами». Пребывая в сильнейшем возбуждении, он заперся со своим Изрекающим Советом, а также со жрецами, прорицателями и колдунами. Но поскольку меня на это совещание не приглашали, то к какому решению там пришли, мне неведомо.

Однако чуть более года спустя, в год Тринадцатого Кролика, мне тогда как раз минула полная вязанка лет, белые люди вновь появились из-за океанского горизонта, и на сей раз Мотекусома пригласил-таки меня на совещание доверенных лиц.

— Теперь, — сказал он, — сообщение получено не от узколобых майя, а от наших собственных почтека, торговавших у побережья Восточного моря. Когда приплыли корабли, они находились в Шикаланко, и им хватило ума не перепугаться самим и не допустить паники среди горожан.

Я хорошо помнил Шикаланко — город, живописно раскинувшийся между голубым океаном и зеленой лагуной в стране ольмеков.

— Пока что удалось обойтись без вооруженных стычек, — продолжал Мотекусома, — хотя нынче белых людей оказалось уже двести сорок, и местные жители сильно перепугались. Но наши крепкие телом и стойкие духом почтека сумели навести порядок: восстановили спокойствие и даже убедили правителя Табаско приветствовать пришельцев. Так что на этот раз белые люди не причинили беспокойства: не опустошали храмов, ничего не похищали и даже не приставали к женщинам. Они спокойно провели день, восхищаясь городом и пробуя местные блюда, а затем убыли обратно. Конечно, никто не знал их языка, но нашим купцам, с помощью одних лишь жестов, удалось произвести кое-какой обмен. Только посмотри, что они смогли выторговать всего за несколько перьев золотого порошка!