— Его действительно зовут Тлилектик-Микстли, мой господин. Темная Туча не такое уж редкое имя среди…

— Ты знаешь его? — весьма недовольно прервал меня Мотекусома. — Может, это кто-то из твоих родственников?

— Это наш общий родственник, господин Глашатай, и, возможно, он не уступает тебе в знатности.

Вождь вспыхнул.

— Ты осмеливаешься сравнивать меня с каким-то грязным, безмозглым нищим? Когда дворцовая стража задержала этого оборванца, он требовал аудиенции со мной на том основании, что прибыл с визитом, как правитель к правителю. Но только посмотри на него! Этот человек сумасшедший!

— Нет, мой господин, — возразил я. — Там, откуда он родом, этот человек действительно равен тебе, за исключением того, что ацтеки не используют титул юй-тлатоани.

— Что? — удивился Мотекусома.

— Это тлатокапили Тлилектик-Микстли из Ацтлана.

— Откуда? — вскричал пораженный владыка.

Я с улыбкой обернулся к своему тезке:

— Значит, ты все-таки доставил сюда Лунный камень?

Он сердито кивнул и сказал:

— Я начинаю жалеть об этом. Но камень Койолшауки лежит там, на площади, и его караулят люди, которые с таким трудом и в такую даль тащили, катили и волокли его…

Один из стражников, державший пленника, вполголоса, но вполне отчетливо, пробормотал:

— Этот проклятый здоровенный камень испортил половину мостовых между здешней площадью и дамбой Тепеуака…

Гость между тем продолжил:

— Мои люди, те, которые уцелели в этом странствии, умирают с голоду. Как и я сам. Мы надеялись, что здесь нам окажут радушный прием, хотя удовлетворились бы и обычным гостеприимством. Но меня посчитали лжецом только за то, что я назвал свое собственное имя!

Я снова обратился к Мотекусоме, слушавшему весь этот разговор с недоумением:

— Как ты понимаешь, владыка Глашатай, правитель Ацтлана сам способен назвать свое имя, а заодно поведать о своем титуле, происхождении и обо всем прочем, о чем ты пожелаешь узнать. Возможно, науатль ацтеков покажется тебе чуточку устаревшим, но он вполне понятен.

Сообразив, что к чему, Мотекусома изобразил полнейшую любезность, живо извинился за недоразумение и приветствовал гостя.

— Мы непременно побеседуем с тобой, вождь Ацтлана, после того как ты отобедаешь и отдохнешь, — сказал он и приказал страже и слугам устроить, накормить и одеть гостей подобающим образом.

Толпа покинула тронный зал, но мне Мотекусома жестом велел остаться.

— Трудно поверить, — промолвил он, — впечатление такое, будто я повстречался с собственным дедом Мотекусомой Первым или увидел, как по ступенькам пирамиды спускается ожившая каменная статуя. Подумать только! Подлинный ацтек!

Впрочем, спустя мгновение его обычная подозрительность взяла верх, и правитель спросил:

— А зачем он явился сюда?

— Мой господин, он доставил тебе подарок. Признаться, это я надоумил его так поступить, когда заново открыл Ацтлан. Если ты пожелаешь спуститься на площадь и посмотреть на подарок, то, думаю, убедишься, что он стоит многих разбитых камней мостовой.

— Я так и сделаю, — сказал Мотекусома, но добавил с прежним недоверием: — Но он наверняка хочет получить что-то взамен.

— Думаю, — ответил я, — Лунный камень вполне стоит того, чтобы пожаловать подарившему его какой-нибудь звучный титул. Сгодится и несколько мантий попышнее и какие-нибудь украшения, чтобы этот человек смог нарядиться соответственно своему новому положению. И, может быть, имеет смысл предоставить в его распоряжение отряд наших воинов.

— Воинов? Зачем?

Я поделился с Мотекусомой соображениями, которые до того внушал правителю Ацтлана, высказав мысль, что возобновленные родственные узы между мешикатль и ацтеками дадут Союзу Трех то, чего у него в настоящее время нет: надежный гарнизон на северо-западном побережье.

— Возможно, с учетом такого множества дурных предзнаменований, нам и не стоит дробить наши силы, — осторожно сказал он, — но я еще подумаю над этим предложением. Во всяком случае, одно несомненно. Хотя он и значительно моложе, чем ты или я, но заслуживает титула получше, чем просто тлатокапили. По крайней мере, я прибавлю «цин» к его имени.

Итак, в тот день я покинул дворец, довольный тем, что мой тезка получил благородное имя Миксцин. Впоследствии выяснилось, что Мотекусома принял все мои предложения. Гость покинул наш город со звучным титулом тлани-тлатоани, Младшего Глашатая ацтеков, и во главе внушительного воинского отряда. С ним также отправились и несколько семей переселенцев, искусных в строительстве крепостей.

За все время пребывания моего тезки в Теночтитлане мне лишь единожды выпал случай перемолвиться с ним несколькими словами. Он искренне поблагодарил меня за содействие в оказании ему радушного приема, причислении к знати и приобщении к Союзу Трех, заявив:

— Теперь частица «цин» прибавится также и к именам всех членов моей семьи, в том числе и будущих, даже тех, кто находится со мной в непрямом или дальнем родстве. А тебе, брат, нужно будет обязательно снова побывать в Ацтлане. Ты увидишь не просто обновленный и ставший лучше город, но нечто большее.

Помнится, я решил тогда, что он собрался устроить какую-нибудь торжественную церемонию с присвоением мне почетного титула, но побывать в Ацтлане мне больше не довелось, поэтому что именно изменилось там после возвращения Миксцина, так и осталось неизвестным. Что же касается величественного Лунного камня, Мотекусома, как всегда, никак не мог решить, в каком месте Сердца Сего Мира его лучше поместить. В последний раз, когда я его видел, драгоценный подарок так и валялся на площади, а ныне он погребен под развалинами и утрачен, так же как и Камень Солнца.

Видите ли, произошло немало других событий, которые заставили меня, да и не только меня одного, напрочь забыть и о визите ацтека, и о доставке Лунного камня, и о грандиозных планах по превращению Ацтлана в мощный опорный пункт на побережье. Вскоре из Тескоко, с той стороны озера, прибыл посланец в белой траурной накидке. Скорбная весть Не была столь уж неожиданной, поскольку Чтимый Глашатай Несауальпилли уже сделался к тому времени очень стар, но меня известие опечалило невероятно, ведь умер мой былой защитник и покровитель.

Я мог бы отправиться в Тескоко с остальными воителями-Орлами, придворными и представителями знати, переправившимися через озеро, чтобы проводить усопшего, и задержавшимися там, дабы присутствовать при коронации наследного принца Иштлилыпочитля, нового Чтимого Глашатая народа аколхуа. Однако я предпочел поехать без помпы, в простой траурной одежде, как частное лицо. Впрочем, приняли меня там как друга семьи, и принц Уишкоцин, с которым мы вместе учились, приветствовал меня так же сердечно, как и в первую нашу встречу, тридцать три года тому назад. Он даже обратился ко мне, назвав тем именем, которое я тогда носил: