вел себя как невеста, нарочно пригласившая в подружки на свадьбу девушку пострашнее. Словом, тот еще мерзавец.

– Внешность переоценена, – заметил я, постучав кончиком сигареты по пепельнице.

– Дело не только в ней. Чувак, да она работала в телике продюсером! А это тебе не шуточки. Жила за границей, делала инвестиции и без всякого гугла знала все блюда в меню. Зашибенная, в общем.

– Не то что ты, – заметил я, стараясь, чтобы в голосе не промелькнули нотки осуждения.

– Словом, девчонка была что надо. Как эта твоя Анна, за которой ты все ухлестывал. – Он потушил сигарету о дно пластиковой пепельницы. – Вечно-то я все запарываю.

* * *

За несколько дней до приезда Лоры Анна мне написала:

«В чем дело? Мы проводим вместе целые выходные, а потом от тебя ни слуху ни духу! Друзья так не поступают!»

Прежде чем прочесть это сообщение, я выждал час, а ответил спустя еще один. «Извини, – написал я. – Столько дел навалилось. Ты тут ни при чем, честное слово». Но вот «честное слово» я зря добавил, подумалось мне, стоило только нажать на кнопку «отправить».

Через полчаса пришел ответ: «А я-то думала, что после всего того, что мы сказали друг другу, все наконец сдвинется с мертвой точки. Но ты опять жмешь на кнопку перезагрузки, ни словом со мной не обмолвившись, и все откатывается к началу».

Какая-то часть меня ликует, когда другой человек переступает через себя, показывает, что я ему небезразличен. Кажется, такое еще принято называть «гостингом»[18]. Жестокая и немилосердная тактика, но исключительно из благих побуждений.

«Не понимаю, о чем ты, – напечатал я в ответ. – Я же тебе говорил, что моя девушка возвращается через месяц. И вот он подходит к концу».

Я солгу, если скажу, что, пока я писал эти слова, по жилам моим не растекалось наслаждение, а внутри не зашевелилось чудесное ощущение собственной власти. В конце концов, я ждал Анну долгие годы. Неужели так сложно потерпеть несколько дней?

Под моим сообщением тут же зажглись синие галочки – сигнал, что сообщение прочитано, – и я отложил телефон в сторону.

Потом лег в постель и погрузился в мысли об Анне.

Повернулся на бок и уснул.

Теплое пальто / сочинила Анна

Мне ненавистна зима за то что темнеет в четыре

за ливни что хлещут пока едем в школу

за пальто «мамское» будь неладно оно

(будто могу я от сути своей отказаться)

Но самое главное она мне ненавистна за то что в тот миг когда мы обнимаемся

пальто застегнув

все тепло твое остается за синей стеною из ткани

то ли дело октябрь огненно-красный:

тогда ты меня обнимал на парковке а когда хотел отпустить я сказала:

Нет подожди

И ты прижал меня крепче а я уткнулась

в пальто твое серое и неприглядное и меня обдало твоего тела жаром и вдруг показалось

что я вернулась домой

и мы отпустили друг друга

но ты меня за руку взял

и сказал:

береги себя слышишь

я помню то лето когда мы были вместе – не случалось его прекрасней;

мы держались за руки в садах пивных на фейерверки

смотрели листали брошюры о путешествиях паспорт меняли

и ты был ни на кого не похож

Мне зима ненавистна за то что она тебя под собою сокрыла

как та наледь что я со стекла лобового счищаю

она тебя отвернула от солнца

и теперь ты назад забрал все слова которые в полночь сказал и под капюшон свой запрятал

Я тебя обличила за то что ты в уши мне лил сладкую ложь а на деле все вышло иначе

и вот ты уже надеваешь перчатки прикосновенья свои у меня отнимая

отбивая удары мои

Но не станешь же спорить что ты даровал мне язык

я прочла его нежность на ощупь словно шрифт Брайля

Цветы погибают

и возможно не оживут больше

Боже ну до чего же мне ненавистна зима

но у меня еще есть надежда

ведь не знаю еще каков ты по весне.

Несколько дней спустя

Я ждал Лору на вокзале. Перед этим я забежал в супермаркет, купил дешевый букет гвоздик и теперь держал его перед собой, как будто пришел на первое свидание. Мне подумалось, что это ее позабавит.

Я увидел ее первый. Она выглядела усталой и бледной, но утешительно знакомой. Приблизившись к турникету, она сунула руку в карман в поисках билета и согнулась под тяжестью походного снаряжения. Прошла через турникет, заметила меня и остановилась как вкопанная.

– Надо же, – сказала она. – А я уж собиралась брать такси.

– С какой это стати?

Она поправила на спине тяжелый рюкзак.

– Забыла, что сказала тебе номер своего поезда. Только и всего.

– И вот он я! Привет, кстати. – Я потянулся к ней, и она прижалась ко мне. Но обнимать в ответ не стала, а я легонько похлопал ее по спине.

– Выглядишь хорошо, – заметила она, отстранившись. – Как вообще поживаешь? – И тут она шагнула вперед и обняла меня, будто бы только что вспомнила про смерть отца. На этот раз объятия были теплыми и крепкими. – Прости, что не смогла быть рядом.

Я поцеловал ее в лоб.

– Давай возьму сумки.

Я взвалил снаряжение на плечо и забрал у нее вещевой мешок. Держалась она беспокойно и странно и то и дело теребила волосы, накручивая на пальцы их кончики.

– Вот, держи, – объявил я и протянул ей букет в прозрачной обертке. – Я купил их тебе. В шутку.

– Ох, – смущенно выдохнула она, принимая подарок. – Спасибо.

Как только мы сели в машину, она тут же включила радио, а я покосился на нее, выезжая с парковочного места.

– Как полет прошел?

– Нормально, – отозвалась Лора, глядя в окно.

Я барабанил пальцами по рулю, пока мы дожидались красного сигнала светофора.

– Рада вернуться домой?

Она смотрела на дома так, будто видела их впервые.

– Удивительно, что все тут осталось в точности как прежде, – ответила она, не сводя глаз с оконного стекла.

– За три месяца не многое успело бы поменяться.

Лора рассмеялась – странно, глухо.

– Пожалуй. – Она посмотрела в