Непреложный факт бревном лежал на югославском диване и на первый взгляд никак не реагировал на окружающую действительность. Просил-просил, чтоб ему полежать дали, и выпросил – дали. Но Зойка, женщина начитанная, охотно верящая в телепатию, телекинез, не говоря уж об экстрасенсах, живо встрепенулась и, не обращая внимания на трупное состояние гостя, потребовала ответа.

– Але, – оригинально начала она, – вы не спите?

Подметим: на «вы» перешла, зауважала…

Но мужик на пустой вопрос не откликнулся.

– Откуда вы узнали, что я про «Скорую» подумала? – Плевать было Зойке на явное нежелание гостя вести салонную беседу, жажда знаний оказалась сильнее Зойкиного милосердия. – Ну вы же не спите, я ж вижу же! Откуда вы узнали, откуда? Может, я вслух сказала?

Кто бы устоял перед таким напором? Праздно спрашивать. Мужик тяжко вздохнул и, по-прежнему не открывая глаз, кратко ответил:

– Нет.

– Что – нет? – завела было, но тут же сообразила, что мужик ответил лишь на последний вопрос – про «сказала вслух». Такая тонкая избирательность Зойку не устроила, и она бульдозером поперла далее: – Вы телепат?

Мужику пришлось сознаться.

– Да, – произнес он.

Сознаться-то он сознался, а ни позы не сменил, ни глаз не открыл, всем видом являя, сколь претит ему допрос, навязанный хозяйкой дома и положения. Да и коли хозяйка, так что, можно издеваться над немощным странником?..

Но Зойке его переживания – по фигу. Зойке, как в известных стихах, во всем хотелось дойти до самой сути. И потом: он же полежать просился, так никто его с дивана и не гонит, а о нежелании разговаривать он заранее не заявлял.

– А вот что я сейчас подумала? – Допрос плавно перетекал в стадию легкого эксперимента.

Мужик открыл один глаз – ближний к Зойке, колко глянул на нее и опять же лапидарно ответил:

– Свен.

Вот тут Зойка испытала нечто вроде легкого шока, нечто вроде мистического ужаса испытала любознательная Зойка, поскольку ответ попал в точку, эксперимент можно было закруглять. А подумала-то Зойка буквально вот что: интересно, как его зовут? И узнала – как. Но знание требовало уточнений, и Зойка не смогла молчать:

– Вы швед?

– Нет, – в рифму сказал Свен.

Раз он так назвался, будем так его и называть.

– А кто тогда?

– Все равно не поверите, – ответил Свен и невежливо отвернулся к стене.

Может, невежливо, а может, и обиженно. Зойке стало стыдно: привела в дом больного, говоря красиво, полила цветы своей благотворительности, а дальше, получается, пусть они сами растут? Получается, так. А так получаться не должно. По неписаным законам гостеприимства. И хотя ей жутко хотелось выпытать, во что это она не поверит, смирила научный пыл, сказала коротко:

– Я чай поставлю. Чай вам можно?

– Можно, – не поворачиваясь, подтвердил Свен.

Зойка отправилась на кухню, размышляя по пути, почему ей в последнее время везет на Свенов. Другие за всю жизнь ни одного Свена не встретят, а она вон сразу двоих, если считать алкаша официанта. Тот, как мы помним, тоже шведом не был…

Не пожадничала, разорилась, заварила «Липтон» из дареной английской жестянки. Подумала: жрать он, наверно, хочет. Слепила пару бутербродов с дефицитной салями, помыла единственный помидор – больше ничего в холодильнике не отыскалось. Да и откуда бы? Жизнь Зойки, повторим, текла в унылых берегах общепита, где особых деликатесов не водится. Водрузила приготовленное на поднос и понесла в комнату.

Мужик Свен как лежал, так и лежал. То ли спал, то ли телепатировал полегоньку. Зойка встала у дивана этакой шоколадницей с картины Лиотара и послала Свену мощную телепатему: мол, просыпайся, просыпайтесь, мол, я расстаралась, мол, поесть тебе, вам принесла. Свен на посыл не отреагировал. Тогда Зойка поставила поднос на журнальный столик и внаглую потрясла Свена за плечо. Он, похоже, и впрямь спал, поскольку от тряски дернулся, резко сел и глупо спросил:

– Что?

На сей раз открыты были оба глаза, и смотрели они на Зойку довольно-таки испуганно. Зойка машинально – женщина! – отметила, что глаза у него по-шведски голубые. Может, врет, что не швед?..

– Просыпайтесь, – повторила она вслух свою телепатему. – Я принесла чай и бутерброды.

– Спасибо. – Свен опустил ноги на пол, уселся ровненько, руки на колени положил – ну прямо пионер-всем-детям-пример. – Я есть не буду.

– Как так?

– Мне не надо.

– Это еще почему? – возмутилась Зойка. Возмутилась она тем, что труд ее бескорыстный пропадал даром. А вслух возмущение объяснила иначе: – Вы потеряли много сил, вам надо чуть-чуть подкрепиться. Надо.

– Не надо. Мне нельзя. Только вода. Чай. – Все ровненько, без эмоций. Больной?..

– Диета?

– Что есть диета?

Точно, больной.

– Это когда нельзя есть то, что есть нельзя. Но очень хочется.

– Мне не хочется. – Похоже, он получше себя чувствовал. Говорил вот отлично. – Не уговаривайте. Я все равно буду отказывать.

И говорил-то безо всякого акцента, а предложения строил не очень по-русски. Может, тоже эстонец, мельком подумала Зойка, как тот Свен? Или литовец?.. И устыдилась: какая разница? Да хоть папуас. Другое дело, что какой-то он… какой?.. непонятный, вот какой, больной – не больной, псих – не псих, ест – не ест, жидкость ему подавай, что-то не то. А вдруг он шпион? Или круче: инопланетянин?..

Что на уме – то на языке:

– Свен, а вы не шпион? Или вы с летающей тарелки, инопланетянин, extra-terrestrial?

Ну конечно же, она не всерьез, конечно же, она схохмила, little конечно же joke, sir, не более того – надо ж как-то расшевелить истукана, сидит сиднем, глазами ее сверлит-колет-буравит, страшно аж жуть. Пусть улыбнется, ведь умеет же он улыбаться. Наверно… А Свен не улыбнулся. Скорей испугался. Зойка уловила его испуг то ли пресловутым шестым, то ли сто шестым чувством и тоже испугалась, чего – сама не ведая.

– Я ж пошутила, – на всякий случай объяснила она, отмазалась, есть такой милый термин.

Но Свен на отмазку не клюнул, а вовсе даже ответил:

– Вы угадали.

– Что угадала? – Испуг легко пролетел, а его незаконное место тотчас заняла стерва злость: на Свена, идиотствующего почем зря, на себя – дуру бабу, приволокшую этого клоуна-соблазнителя в квартиру, на работу свою бешеную, заставляющую порядочную женщину черт-те когда поздно возвращаться домой. – Что, блин, угадала? Что шпион? Так это ж голому ежу ясно! – Опять Художественный театр попер, помноженный на упомянутую злость. – И не отпирайся! Я сейчас на Лубянку позвоню, за тобой приедут, колись с ходу. Запишут как явку с повинной, на суде учтут… – несла что ни попадя, сама себя накачивала по системе К. С. Станиславского, потому что решила: Свена этого мороженого надо гнать в три шеи, нет – в четыре, в десять шей, пока он не полез к ней с глупостями приставать или не слямзил из дому чего-нибудь высокоценного. Но выгнать так просто – этого Зойка не умела, поэтому и заводилась, как каратист перед схваткой – ууоохха! Или что-то вроде.