Когда красавицу Шираза своим кумиром изберу,

За родинку её отдам я и Самарканд, и Бухару…

Хани, которого я постепенно все больше воспринимал как своего зятя, как члена семьи, негромко продолжил:

Если выкупишь ты долю телом всем, рукой, ногой,

Я все то, что сам имею, навалю тебе горой!

Только ты уж не попутай, не продай нас с головой…

Затем, улыбнувшись, он сказал:

– Я должен признать, что вы верно заметили, мол, наш товар, ваш купец, а дефект делает иной товар ценнее… Так вот, и мой товар имеет некоторый дефект…

И Хани, не вставая со стула, наклонился и поднял брючину. Я сразу не понял: ну да, что-то с ногой… Тогда он неожиданно отстегнул эту пластиковую ногу и отбросил ее в сторону. Тут я действительно был ошеломлен… Но оглянулся на Халию: она была совершенно спокойна. Видимо, она все знала! И негромко и она прочла из того же стихотворения:

Если выкупишь ты долю телом всем, рукой, ногой…

Хани посмотрел на меня и счел нужным дать пояснение:

– Уважаемый господин Фаттах! Я не такой, как отец госпожи Халии, а именно – я не ставлю на кон сразу всю свою жизнь. Начинаю, так сказать, с малого – вот, с ноги. Ногу я потерял на войне… Это единственный мой телесный недостаток.

Я улыбнулся. Обе стороны соответствовали друг другу. У одной было что-то лишнее, у второго чего-то не хватало. Но в сумме все, в общем-то, сходилось! И как он это сказал? «Я не такой, как отец госпожи Халии… Начинаю, так сказать, с малого… Ногу я потерял на войне…» Таким тоном, словно это сам отец Халии говорил! Вот я и увидел, в чем было это самое сходство его с Абу Расефом…

* * *

Я предложил им тут же заключить брак. По шариату, как старший мужчина – родственник Халии, я имел право и дать разрешение, и благословить их брак. Сам Бог сейчас был с ними, а они радовались как дети… Хани сказал Халие:

– Ах, если бы моя матушка была сейчас здесь…

– До нее дойдет новость, – ответила Халия.

Она как в воду глядела: почти в тот же момент вновь зазвонил звонок двери. На сей раз старик Немат расслышал и пошел открывать. Потом приковылял в главную залу:

– Хаджи! С вашего разрешения, посетители…

Я вышел ко входным дверям. Это была Шахин, дочь Фахр аль-Таджара. Пригласил ее войти:

– Госпожа доктор Фахр аль-Таджар! Вы думаете, я удивлен?

Старая женщина рассмеялась:

– Хани оставил мне записку, когда я спала, а будить не стал. И очень плохо поступил! Старшие должны присутствовать…

Я посмотрел на этих самых старших. Шахин Фахр аль-Таджар, Али Фаттах, Немат – наездник быков… И в самом деле, дряхлое старичье, хотя мудрости не так уж и много… Это мы-то были старшими по сравнению с Хани…

* * *

Шахин присела рядом с Халией и обняла ее:

– Ты знаешь, ты ведь выросла на моих руках, ты мне как дочь!

Хани, которого приход Шахин немного смутил, сказал ей:

– Мама! Ты прости меня. Я должен был сам прийти сюда и сказать о ноге, в противном случае уважаемый господин Фаттах был бы связан твоим присутствием…

Мать ничего ему не ответила, а сказала мне так:

– Уважаемый Али Фаттах! Я ведь пришла не ради своего сына, я пришла ради вот этой своей дочери… В таком деле нельзя, чтобы девушка была одна, без других женщин.

Хани рассмеялся:

– Значит, явно лишний здесь только одинчеловек – это я.

Но Шахин не рассмеялась, а строго погрозила сыну, сказав мне:

– Как он язык распустил! Али-ага! Дома у нас он себя тихо-скромно ведет.

Я рассмеялся:

– С этого дня этот дом – его дом!

– Это дом его надежды… – поправила Шахин.

* * *

Шахин спросила:

– А кого мы пригласим, чтобы он благословил этот брак?

Я ответил:

– Благословляющего я беру на себя… Дервиш Мустафа благословит их прямо в нашем присутствии…

Хани и Халия так и подскочили, как взвивается дымом брошенная в огонь курильницы рута.

– Дервиш Мустафа?! Но ведь он… – Хани растерялся. – Я еще мальчиком был, когда сказали, что он умер!

А он и сейчас оставался мальчиком! И что же, что умер? Но Хани продолжал:

– Так не положено! Это ведь не шутки… Нужно, чтобы прочли свадебную хутбу…

Я пояснил:

– Нигде в литературе по шариату нет условия, что благословляющий брак должен быть жив. Тысячи других условий приводятся, чтобы правильными органами произносил слова, не был развратным, справедливым должен быть… Но нигде не говорится, что он должен быть жив.

Хани, однако, не соглашался, и Халия тоже. Она заявила мне:

– Дорогой дядюшка! Даже если мы поверим вам, мы потом вынуждены будем для верности еще раз получить благословение в другом месте.

– Девочка моя! – ответил я, смеясь. – Не спорь со стариками. Ни в одном источнике не сказано, что благословение засчитывается, если оно дано поверх другого благословения.

Хани хотел еще возразить, но Шахин взяла разговор в свои руки:

– Халия и Хани! Прошу вас как правоверных, но молодых мусульман не спорить с уважаемым Фаттахом! Ведь Фаттахи были хранителями веры в те дни, когда вообще все перестали понимать, что такое вера…

Я остановил Шахин, потому что услышал издали голос дервиша Мустафы, произнесшего:

– О, Али-заступник!

Он уже шел по крытому коридору. Немат схватил его руку, чтобы поцеловать, и вот дервиш уже в главной зале… Со своей накидки-абы и с белого кафтана-габы он отряхивал кофейного цвета могильный прах. Запах могильного праха отличается от запаха любой другой земли, это знаем мы – те, кто рос на кирпичных фабриках и с детства вдыхал запахи глины. Шахин встала и поздоровалась, а дервиш сказал ей строгим тоном:

– Дочь Фахр аль-Таджара! Отец твой утверждал, что учеба важнее всего и что по окончании школы ты принесешь покаяние и вновь наденешь хиджаб… И вот перед тобой внук Фаттаха… И ты стала судьей?

Шахин потупилась. А дервиш откашлялся и продолжал:

– Судья может много чего не иметь, но он обязательно должен иметь мудрость… Как люди из семейства Фаттахов… О, Али-заступник!

Затем он положил обе руки мне на плечи и негромко прочитал свадебную хутбу. Едва веря всему происходящему, Халия и Хани подтвердили свое согласие вступить в брак. Халия, кажется, была сильно напугана, до такой степени, что сразу сказала «да», тем самым сократив церемонию. Из хутбы выпали слова о том, как невеста собирает цветы в саду… Значит, нам всем остался один только сад – загробный…