Она споткнулась и обнаружила, что стоит наступеньке. Равиль уже поднялся на крыльцо и нетерпеливо торопил ее:

– Что ж вы встали, пошли!

Ольга нетвердо взбежала наверх, вошла вкоридорчик, потом в просторный холл с непременным камином. Около дивана нанизком столике – телефон с определителем номера. Эх ты, на табло будутвысвечиваться набираемые ею цифры. Значит, не удастся набирать что попало,убеждая Равиля, будто номер занят! А ведь ей надо подольше потянуть время.

Это при условии, что Сергей в доме. Господи,если бы знать, что ее «армия» уже находится в расположении врага, насколько ейбыло бы легче!

Она прошла к телефону, пытаясь натянуть юбкуна колени. С таким же успехом можно было бы пытаться накормить тысячу человекпятью хлебами, не называясь при этом сыном божиим. Оставалось надеяться, чтоРавиль не заметит дырок на коленях, а если заметит, то решит, что Ольгапродрала колготки, пока бегала по деревне в поисках телефона.

– А куртец у вас и правда клевый, не навралаРозка, – послышался насмешливый голос за спиной. – Дадите поносить?

Нет, это глюки, глюконат кальция, как принятовыражаться, крыша в пути, крышняк прохудился, ну и все такое. Ненавистнаяпарочка находилась сейчас от Егора метрах в двухстах, вдобавок скрыта толщейземли. Вокруг желто-серые каменные стены, испещренные длинными змеистымитрещинами, в которых – эй, надо на всякий случай держаться от этих стенподальше! – могут даже водиться змеи.

И Егор как ужаленный шарахнулся от стены,потому что из трещины снова выполз, подобно змее, шелестящий шепоток:

– Как что такое? А вдруг этот недоумокподслушивает?

Опять чудится голос «Надюшки». Надо же, какиеустойчивые возникают здесь слуховые галлюцинации! Неужели ей снова ответитгаллюцинированный Родион?

– Ну, привет. Я сам видел, что он отстал. Сего ногой и правда безумие тащиться по этим ступенькам и переходам. И вторуюзапросто повредит… Осторожно, стой на месте! Здесь нас никто не слышит, богомклянусь.

«Нет, Шуйский, не клянись…» Егор не сказатьчтобы плохо учился в школе, хорошистом был, но давно это было, ох давно, такчто из всего «Бориса Годунова» он запомнил только эти слова. Почему-то запала впамять отточенная фразочка: «Нет, Шуйский, не клянись!» Что-то еще там было промальчиков кровавых в глазах, и сейчас эти самые мальчики натурально мельтешилив глазах Егора, потому что, во-первых, слуховые глюки не прекращались, аво-вторых, он внезапно понял, что никакие это не глюки.

Те двое в самом деле разговаривают – находясьпри этом изрядно глубоко. В зиндане. Совершенно верно, в тюрьме подземной. А вэтой башне, очень может быть, находилась какая-то караульная, кордегардия – непобоюсь этого слова, – и сидели тут нарочно назначенные слухачи иприслушивались, не проговорится ли какой-нибудь крутой авторитет, которыйпрочно ушел в несознанку, своим сообщникам, где заховал краденое золотишко, кпримеру; а может, террорист, посаженный в колодки, ненароком выдаст планы своихсотоварищей по свержению кровавого антинародного султанского режима… Точно –здесь еще сохранились старинные голосники, какие бывают в старообрядческихскитах и готических романах, и вот рядом с одним отверстием такого голосникастоит, навострив уши, Егор, а рядом с другим, ничего не опасаясь, шепчутся тедвое, причем их голоса звучат настолько отчетливо, словно они находятся не вдвухстах метрах, а в двух шагах.

– Ты думаешь, он и правда что-то знает? Илипросто на пушку нас берет?

– Не бери на понт, мусор… Извини, это я так.Знает, не знает… Мы столько раз обо всем этом говорили, что вряд ли стоит снованачинать. Ну не заводись ты напрасно и меня не заводи. Даже если он зналНадежду, то не может, ну просто не может не принять тебя за нее. В тебе нет ниодной черточки, которой бы ты от нее так уж разительно отличалась. Я имею ввиду внешность, конечно.

«Вы глубоко ошибаетесь, ребята! Такие черточкиесть, есть, их великое множество, то есть они не черточки, а точки, вернеебудет сказать. Потому что татуировка – это пуантилизм – не побоюсь опять жеэтого слова!»

– Я все думаю… Они, наверное, были оченьблизко знакомы. Может быть, даже любовниками были с Надеждой. Не могу забыть,как он меня тогда на корабле начал тискать!

«Не можешь забыть? Это хорошо…»

– Не можешь забыть? Это плохо! Я-то думал, тына меня поглядываешь благосклонно, а у тебя другой на уме!

– Родион, перестань, ну что за глупости!

– Нет, это ты перестань. Это ты говоришьглупости, причем глупости совершенно ненужные. У нас осталось времени чуть,всего ничего, мы на сегодня наметили все действия, все распланировали так,чтобы покончить наконец с этой Надюшкой, которая мне осточертела, надопризнаться, до полусмерти. Все, все, хватит с меня и с тебя хватит, ночьюнаконец она перестанет существовать. Сосредоточься на этом, отвлекись отбредней нашего покалеченного придурка. Уверяю тебя, если бы у него былисерьезные опасения, он и действовал бы всерьез или властям бы на нас заявил,хоть бы Константину Васильевичу донес, или начал бы откровенный шантаж, а неделал бы эти «намеки тонкие на то, чего не ведает никто». Во всяком случае,сегодня ты его видишь последний раз, так что успокойся. Поговорим о деталях.

«Покончить с Надюшкой… Ночью она перестанетсуществовать… Сегодня ты видишь его в последний раз…»

Егор не верил своим ушам. Что это значит?Ночью они убьют настоящую Надюшку… и его, так, что ли?! Да они с ума сошли?!Вот так спокойно обсуждать смерть человеческую?! Господи… Куда он попал, во чтовляпался? Зачем?

– Ладно, ты прав. Итак, сосредоточились. Раз,два, три! Ты думаешь, это не займет много времени?

– Минут пятнадцать, не больше. Думаю, нас дажене хватятся. Пока народ будет тут бродить по живописным развалинам, мы живообернемся – и встретимся со всеми у автобуса.

– Ой, я не могу… А если… а если ее документыне найдут?

– Ты имеешь в виду, что они выпадут ипотеряются? Надо будет бардачок покрепче запереть, только и всего. Что машинуобыщут, это я тебе гарантирую. К тому же я сразу заявлю о пропаже нашей мадам.Если повезет, меня даже задержат, когда группа уже улетит. Для опознания телазадержат.

– Тела?!

«Тела? Тела Надежды Гуляевой?!»

– Ну ладно, ладно. Ее тело, конечно, будут искать.Но сама посуди, какое тут может быть тело при падении в четырехсотметровуюпропасть и скачке по этим каменюкам? Это же не река, это бешеный зверь! Виделавчера, как она неслась? Вернее, это не зверь, а сам Шайтан! Тот самый, по Ребрукоторого мы вчера проезжали.

– А если автомобиль взорвется? Что тогда?