* * *

Бродяга протиснулся мимо него, осторожно высунулся в щель между створками гаражных ворот и принялся изучать окрестности. Казалось, он использует при этом все органы чувств, включая осязание — по крайней мере, он трогал пальцами воздух.

У Парахода это вызывало что-то вроде профессионального интереса. Пережив газовую атаку, он сумел немного сосредоточиться на женщине, прятавшейся за стеной гаража. Он чуял ее присутствие — возможно, она и была той самой Малышкой. Но не факт. В сдвинутом сознании бродяги ее образ постоянно множился, принимая очень странные формы, что оставляло у Парахода впечатление миражей в пустыне — видений желанных, но недостижимых оазисов, струящихся над безжизненными барханами.

Одно было ясно: такой номер, как с Нестором, здесь не прошел бы. И отсутствие Лады было только на руку. «Хорошо, что не взял ее с собой, — подумал Параход. — Трупов и так достаточно». Особенно с учетом шести свежих, недавно увезенных парнями из команды.

Параход стал свидетелем завершающей стадии трупоуборочной операции. Разумеется, он наблюдал за происходящим скрытно и был готов сделать ноги при первом же намеке на приказ прочесать окрестности. Однако приказа не последовало, и тогда он понял: всё, ребятки спеклись. По большому счету «пастухи» вышли из игры. Теперь они будут только мешать, но ни в коем случае не помогут. Это не вопрос доброй воли — просто они уже не в силах помочь. Руководивший ими крепыш с лицом, напоминавшим увядший помидор, не оставил на месте ночных событий никого из своих людей или хотя бы автоматическую видеокамеру. Для Парахода это послужило сигналом: путь свободен.

Он вышел на дорогу, опустился на одно колено и положил ладонь на пятно высохшей крови. Это была кровь того самого человека, который сопровождал его при пересечении Периметра и которому он советовал уехать из города. Кровь уже-мертвеца. В данном случае Параход не ошибся ни в самой смерти, ни в отпущенном времени, хотя иногда его видения давали сбой и оказывались пустой страшилкой. Зато всякий раз, когда судьба приводила приговор в исполнение, он не чувствовал своей вины, а иначе давно бы свихнулся.

Он хотел знать как можно меньше о будущем и как можно больше — о прошлом. Например, о минувшей ночи — чтобы самому не оказаться в черном пластиковом мешке.

Сначала всё было более или менее ясно — и с домом, окруженным запущенным садом, и с четверыми, приехавшими ночью на двух фургонах и убитыми кем-то, не принадлежавшим ни к команде, ни к числу участников проекта. На дороге не осталось гильз, но Параходу хватило отпечатка ладони на асфальте, чтобы определить: убийца был тем самым существом, которому Лада помешала молиться… и поплатилась за это долгим обмороком. Вопрос, почему существо не забрало у нее пушку, не давал Параходу покоя — до тех пор, пока он не увидел направленный на него ствол в руке бродяги. Кое-что встало на свои места, но не совсем. Он продолжал вынюхивать с упорством служебной собаки.

Кстати, о собаках. Вторая группа прибыла уже на рассвете. Параход увидел фантом рыскающего добермана — того самого, чей растерзанный до неузнаваемости труп с вырванной глоткой позже присоединился к пяти человеческим. Пятым мертвецом, не менее сильно изуродованным, оказался хозяин добермана — этих двоих угораздило двинуться по следу бродяги. Но Параход мог бы поклясться, что убил их не бродяга. Вот тут начинался сплошной туман.

Параход почуял кого-то, кто появился, а затем исчез в духе блаженного Нестора. Или, если угодно, Бульдога (сплошные псы, черт бы их подрал!) Состоялась еще одна схватка со стрельбой. В результате появилось три трупа, из которых в наличии осталось два. Правда, Параход наткнулся на брошенный в кустах велосипед… и на труп очередной собаки — на этот раз неоприходованный, что, впрочем, неудивительно — похоронная команда забирала исключительно своих. Судя по отверстиям, псина сдохла от огнестрельных ранений. Параходу никогда не доводилось видеть столь отвратительную тварь, формально входящую в список «домашних животных», — впору было заподозрить, что в городе начались мутации бродячего племени четвероногих…

После гибели еще одного своего человека и добермана люди из команды больше не дергались. Спешно погрузились в фургоны и свалили. Параход отчего-то был уверен, что они сюда не вернутся. А если вернутся, то лишь для того, чтобы сбросить вакуумный боеприпас. Это, между прочим, не казалось чем-то фантастическим. Параход знал парочку мест, которые, будь его воля, он без малейших колебаний стер бы с лица земли. Тут он был согласен с Дэном Симмонсом: есть места, слишком исполненные зла, чтобы позволить им существовать.

Он не мог ручаться, что у кого-нибудь не возникнет подобных мыслей по поводу города-призрака, однако, ясное дело, предпочел бы совершенно другой исход, тем более с учетом своего присутствия здесь.

Но в его видениях не было бомбардировок, и потому он сидел, терпеливо ждал, стараясь пореже вдыхать запахи многолетних отложений человеческих секреций вкупе с выделениями, и от нечего делать размышлял, обладает ли Господь нюхом. По идее должен, решил Параход, а бродяга вдруг обернулся к нему и прошамкал:

— Ну, давай поговорим.

Расставшись с Параходом, она сделала вид, что направляется к «своей» церкви, но не долго придерживалась этого курса. Как только старый хиппарь скрылся из виду, она присела на скамейку в первом попавшемся скверике и ввела себе лошадиную дозу стимулятора. Стремительно превращаясь в клячу, она уже не видела смысла себя беречь, а оказаться под конец вне игры ей не хотелось. И к тому же было по-прежнему не всё равно, где и как умереть.

Поначалу Лада намеревалась тайком последовать за Параходом, чтобы в случае чего прикрыть его тощую задницу, но очень скоро до нее дошло, что в условия сделки, помимо прочего, входит: а) не путаться под ногами и б) находиться там, где от тебя больше пользы. А самое главное, прикрывать-то было нечем — разве что собственным тщедушным тельцем.

После фиаско в «Эпицентре» она чувствовала себя некой мнимой величиной, существование которой нуждалось в срочном подтверждении. Даже постоянная боль в этом уже не убеждала. Не убеждало ни небо над головой, ни беззаботно щебетавшие птицы, ни чужая кровь на руках. Всё это было словно картинки и звуки из прошлого, не вызывавшие ничего, кроме ощущения утраты. Если бы в ту минуту у нее спросили, что такое жизнь, она впервые не затруднилась бы с ответом: непрерывная утрата.

Ответ вернулся к ней бумерангом — значит, она еще жива. Никакого откровения в этом не было. Вечность в одном мгновении, мир в капле воды — болтовня для не знающих своего срока. Она знала, и потому для нее мир сосредоточился во вполне осязаемом предмете, которым недавно завладел «блаженный». Существовало только одно место, где Лада теоретически могла найти ему замену. Правда, она сильно сомневалась, что достаточно будет попросить, — свидетельством тому являлся труп бывшего боксера. Но это ее не остановило. На самом деле, подсознательно она уже всё решила, хотя сознание любит повыделываться, притворяясь хозяином в доме.