— Куда это ты собрался? — поинтересовался молодой римлянин, с недоверием взглянув на меня.

— Я не должен отчитываться перед тобой, трибун, — ответил я совершенно спокойно.

— Друид, — строго сказал офицер, командовавший нашим отрядом, — мы оказались в этой глуши по одной-единственной причине: у нас есть приказ, который мы должны выполнить. Запомни: с наступлением сумерек ты должен быть в лагере. Мне не нужны стражники, которые будут дремать на своем посту!

Я кивнул и успокоил римлянина:

— Можешь не волноваться. Если вы будете строго придерживаться всех моих указаний, то мое зелье вас не разочарует. Наверняка вы попросите меня завтра приготовить еще. А теперь я отправлюсь в лес и обращусь к богам с просьбой порадовать вас яркими видениями и приятными ощущениями. Незадолго до наступления сумерек я вернусь в лагерь.

— А ты уверен, что мы не захотим развлечься с твоей рабыней? — спросил Дико.

— Если бы я был в этом не уверен, то она осталась бы здесь, в лагере.

По лицу эдуя можно было понять, что он мне не верит. Он указал пальцем на облачко дыма, которое, очевидно, поднималось от расположенного невдалеке от нашего лагеря маленького селения.

— В крайнем случае мы отправимся вон туда, — сказал Кунингунулл со смехом. — Мы можем делать все что угодно, не опасаясь наказания. В конечном счете во всех бесчинствах обвинят гельветов.

Я велел рабу помочь мне забраться на лошадь и не торопясь поехал прочь. Я ни разу не обернулся. Оказавшись примерно в миле от лагеря, я сдавил пятками бока своей лошади и поскакал так быстро, как только мог.

Эдуи в предвкушении сняли котелок с огня. Жидкость почти остыла. Молодой трибун в очередной раз окунул палец в отвар, чтобы Убедиться, что его можно пить. Решив больше не ждать, он ухмыльнулся и зачерпнул полную кружку странно пахнущего зелья. Затем его примеру последовал офицер и оба эдуя. Сделав всего лишь несколько глотков, они наверняка очень сильно удивились когда почувствовали огонь в паху. Когда они начали кататься по земле, растирая руками гениталии, не в состоянии даже дойти до лошадей, чтобы взобраться на них и поскакать в селение, раб Фусцинус сложил руки — поскольку своей кружки у него не было, — набрал в ладони жидкости из котелка и начал жадно пить ее, с опаской поглядывая на своего господина, офицера и кельтов. Командир отряда кое-как встал на ноги и поковылял в лес. Опершись левой рукой о ствол ближайшего дерева, он правой рукой схватил себя за половой орган и с громкими стонами начал судорожно дергаться. Оба эдуя, тяжело дыша, доползли до своих лошадей. Кунингунулл забрался в седло и уже скакал прочь, а Дико, попытавшись запрыгнуть на коня, немного не рассчитал и перелетел через него. С диким криком эдуй схватился обеими руками за гениталии. В то же самое мгновение Фусцинус подкрался сзади к молодому трибуну и схватил его за шею. Изнеженный римлянин оказался в крепких руках раба, пальцы которого сжимали его, словно кандалы. Фусцинус придавил трибуна к земле, поставил его на колени и вонзил свой член в его задний проход. Римлянин заорал словно сумасшедший, начал извиваться всем телом, бить руками по земле и просить всех богов по очереди смилостивиться над ним. Раб схватил его за запястья, заломил руки за спину и сильнее придавил к земле. У трибуна не было ни малейшего шанса вырваться из рук своего мучителя.

Фусцинус навалился на римлянина всем телом, вдавив в землю лицо своего господина, который не мог даже пошевелиться. Раб размашисто двигал бедрами вперед и назад. Раз за разом тело его жертвы содрогалось от мощных ударов сзади. У трибуна уже не было сил кричать, по его лицу текли слезы, но Фусцинус не обращал никакого внимания на его страдания. Нет, не этого молодого заносчивого трибуна хотел изнасиловать раб. Единственным его желанием было унизить и опозорить всю Римскую республику, которую символизировала его беспомощная жертва. Сваренное мной зелье превратило Фусцинуса в настоящего дикого зверя.

Тяжело дыша, офицер вернулся в лагерь. Достав свой гладиус, он хотел броситься на раба сзади и убить его, но тут же вновь почувствовал зуд в паху. Лицо римлянина исказила мучительная гримаса. Офицер рухнул на колени, схватился обеими руками за свой половой орган и начал тереть его, чтобы поскорее избавиться от болезненной эрекции. Дико с красным лицом неподвижно лежал на спине. На его губах, на подбородке и шее белела пена, штаны были спущены до колен. Эдуй не шевелился. Его эрегированный пенис торчал вертикально вверх, словно жезл центуриона. Дико был мертв.

Конечно, я не находил себе места от беспокойства, но, разыскав Ванду у подножия скалы, я взял себя в руки. Спрятавшись за огромным валуном у обочины дороги, мы ждали, как будут развиваться события. Приближавшееся к нам облако не предвещало ничего хорошего. Я попросил Ванду помочь мне взобраться на скалу. Когда я оказался наверху, она подала мне лук и колчан со стрелами. Еще раз внимательно взглянув на дорогу, я велел ей крепко привязать лошадей к ближайшему дереву.

— Друууииииид! — услышал я чей-то крик. Скорее всего, это был Кунингунулл. Можно было подумать, что он не скачет, а летит на своей лошади, — с такой скоростью бедное животное мчалось по пыльной дороге. Вот это вид! Эдуй разделся донага, все его тело было кроваво-красным, словно он заболел какой-то странной, экзотической болезнью. Резко остановив коня, Кунингунулл соскочил на землю и дико огляделся по сторонам. Прихрамывая и не переставая тереть свой пенис, эдуй приближался к подножию скалы.

— Друииид, где твоя рабыня?!

Я натянул тетиву, а затем разжал большой и указательный пальцы правой руки. Тетива, скрученная из жил животных, со свистом вернулась в исходное положение. Стрела мгновенно преодолела расстояние, отделявшее меня от Кунингунулла, и вонзилась в его грудь на два пальца ниже золотого обруча. Эдуй даже не вскрикнул. Он схватился обеими руками за торчавшую из его тела стрелу и взглянул на меня. Теперь Кунингунулл понял, кто в него стрелял. Он глядел мне прямо в глаза. Решив избавить его от мучений, я выпустил вторую стрелу. Она со свистом вонзилась в левую руку эдуя, которой он держался за древко первой стрелы.

Пронзив запястье эдуя, вторая стрела глубоко вошла в его туловище. Я безразлично смотрел на Кунингунулла и почти не шевелился. Сосредоточившись, я достал из висевшего за спиной колчана еще одну стрелу и вновь натянул тетиву.

— Зачем ты это делаешь, Корисиос? Может быть, с него хватит? — спросила Ванда громким встревоженным голосом, словно при помощи одной-единственной фразы она хотела избавиться от волнения и сковавшего ее нервного напряжения. Третья стрела пронзила правую руку Кунингунулла и тоже пригвоздила ее к груди эдуя. Сделав еще несколько шагов, тот упал на колени и начал медленно вращать головой. Через несколько мгновений его глаза закрылись, и эдуй рухнул на землю, зарывшись лицом в придорожную пыль.

— Почему все его тело было таким красным?

— Похоже, здешний климат ему не подошел…

— Корисиос!

— Откуда мне знать? — грубо ответил я. — У него резко повысилось кровяное давление, по телу разлился жар, превративший тело Кунингунулла в настоящий вулкан. Я же говорил тебе: я знаю, что делаю. Сантониг много рассказывал мне об этом зелье. У человека, выпившего такой отвар, в жилах начинает бушевать настоящая буря. Не могу понять, почему ты задаешь мне эти вопросы?