Чехов немедленно позвонил Крутикову, находившемуся к тому времени уже в полуобморочном состоянии от переживаний и отсутствия какой-либо информации о судьбе как моей, так и Чехова. Тезка немедленно примчался к полковнику в больницу. Никто из персонала чинить препятствий ночному посетителю не стал, потому что всех уже бросало в дрожь при одном только упоминании о хлопотном пациенте. Тем более что посетитель очень кстати оказался опытным и небезызвестным в определенных кругах психиатром.

Пациент, узрев психиатра в дверях палаты, на некоторое время умолк, внимательно его выслушал, а затем вновь разразился проклятиями – на этот раз в адрес меня, Колобка, а заодно и всех «чертовых докторов, которые, кроме как болячки лечить, ни хрена больше делать не умеют».

Персонал больницы тем временем был немало озабочен новой проблемой. Пациент, занимавший койко-место в соседней с Чеховым палате, изо всех сил пытался сообщить что-то важное, но это у него плохо получалось. Данного пациента медикаментозно успокоить не пытались, так как получили жесткое указание ловить и запоминать каждое сказанное им слово. Проблема была в том, что пациент, взволнованный чем-то своим, а также большим скоплением белых халатов в своей палате, заикался, дико вращал единственным глазом, но выговорить толком ничего не мог.

Наконец кто-то сообразил призвать на помощь бабу Надю. Нянечка без лишних церемоний выставила из палаты «посторонних» и через несколько минут уяснила-таки, чего хотел «касатик». Оказалось, что Коля Кругленький, услышав из-за стены утробный рев, тут же признал в нем голос Чехова. А так взволновался Кругленький потому, что вбил себе в голову, что в больнице полковник находится только из-за его, Колиной, оплошности. Вследствие чего «касатик» хотел немедленно знать, что именно приключилось с полковником и почему он так страшно ругается.

Баба Надя тут же поспешила в соседнюю палату, где и столкнулась нос к носу с только что подъехавшим Крутиковым. В итоге Крутиков провел еще одну бессонную ночь, неустанно бегая из одной палаты в другую, а персонал больницы смог, наконец, заняться текущими делами.

О моей судьбе известно что-либо определенное стало только на следующий день, когда Колобок связался по телефону, а затем встретился лично со школьным приятелем полковника. Тогда, сложив разрозненные сведения, получили, наконец, более или менее полную картину происшедшего.

Водитель Крутикову действительно попался опытный. Где и при каких обстоятельствах этот опыт приобретался, осталось неизвестным, но указанную серую «Волгу» водитель ни разу не упустил и сумел добраться до дачи незамеченным. И даже согласился подбросить пассажира до «ближайшего телефона» за полцены, учитывая, что все равно возвращаться обратно.

Поначалу телефон пытались искать во всех придорожных строениях, но скоро поняли, что проще и быстрее будет добраться до городской черты. Остановившись около первого попавшегося на глаза телефона-автомата, водитель, опять же с учетом обещанной ранее скидки, согласился подождать результатов телефонных переговоров и, если возникнет крайняя на то необходимость, сгонять еще куда потребуется. Когда Крутиков удостоверился в полной неисправности данного автомата, отзывчивый водитель прямиком отвез его в ближайшее отделение милиции, где и сдал на поруки дежурному с убедительной просьбой дать мужику позвонить по чрезвычайно срочному делу.

Дежурный тоже оказался человеком с понятиями и позвонить взъерошенному Колобку позволил. Мобильный телефон Чехова продолжал хранить упорное и непонятное молчание. Тогда Колобок позвонил к себе на квартиру. Когда же соседка сообщила, что во время ее дежурства ни телефонных звонков, ни посетителей не было, Крутиков сделал еще один звонок, последний, – на домашний телефон Чехова.

К удивлению и немалому облегчению тезки, трубку взяли довольно быстро. Но тут же последовал новый удар. Взволнованная жена Чехова сообщила, что мужа в аэропорту не нашла, хотя и прождала его там битых полчаса. Дома полковника тоже не обнаружилось. Более того, все время звонит какой-то его старый школьный приятель, которого лично она знать не знает, и интересуется, не объявился ли муж.

После всего услышанного Колобок пришел в отчаяние окончательно, плюнул на строжайший запрет Чехова вести пространные разговоры по его домашнему телефону ввиду его возможного прослушивания и решился доверить важную информацию супруге полковника. А на прощание взял с нее клятву, что если школьный приятель позвонит еще раз, а Чехов к тому времени еще не объявится, передать все сказанное слово в слово этому приятелю.

Сам же Колобок посчитал своим святым долгом организовать мое спасение в одиночку и на перекладных отправился обратно на дачу. Мелькнула, правда, мысль привлечь к штурму дачи родную милицию, тем более что далеко ходить не требовалось, а до одного из представителей органов правопорядка так вообще было рукой подать в прямом смысле слова. Но дежурный, не пропустивший из телефонных переговоров Колобка ни словечка, смотрел уже не сочувствующе, а как-то странно и с изрядной долей подозрения. Поэтому Колобок счел нужным в переговоры с органами – объяснения могли затянуться, а конечный результат их был, прямо скажем, непредсказуем – не вступать и поспешил убраться из отделения от греха подальше.

«Школьный приятель» Чехова позвонил почти сразу же после того, как Колобок положил трубку. Перепуганная насмерть супруга полковника слово в слово, как и обещала, передала ему послание Крутикова и еще несколько слов добавила от себя, придав, таким образом, посланию особо черный оттенок.

«Школьный приятель», на деле оказавшийся тоже полковником, хотя и не милиции, а иных компетентных органов, полковника на условленную встречу не дождался, а по мобильному телефону по понятным причинам дозвониться также не сумел, вследствие чего и вынужден был названивать супруге полковника. Услышав эмоциональное сообщение супруги, приятель презрел всю и всяческую осторожность и резко сменил тактику. Для начала он ворвался к руководству с докладом, из которого следовало, что лично ему давно было известно, что на объекте таком-то помимо основной активно ведется преступная деятельность, имеющая целью нарушить покой мирных граждан и могущая, страшно сказать, подорвать устои самого государства. О своих подозрениях до поры до времени он решил помалкивать, так как рассчитывал не без помощи старого друга Чехова – человека надежного и высококлассного профессионала, хотя и в отставке, – раздобыть недостающие доказательства преступной деятельности некоторых сотрудников объекта. Для пущей убедительности приятель ненавязчиво подкинул руководству информацию о том, что начальник секретного объекта на данный момент находится на излечении в спецбольнице с характерным расстройством психики. Теперь же опасность, возможно смертельная, грозила Чехову, а также еще некоторым лицам из числа гражданского населения. Короче говоря, операцию по обезвреживанию преступной группы следовало начинать немедленно, тем более что доказательства ее преступной деятельности, можно считать, были уже в кармане.

Руководство к тому времени уже было растревожено экстренным сообщением о чрезвычайно подозрительных переговорах по домашнему телефону объекта наблюдения, причем сам объект, судя по всему, на этот раз действительно пропал. Пожурив для профилактики подчиненного за сокрытие важной оперативной информации, но также высказав полное понимание его недоверчивому отношению к коллегам – доверяй, но проверяй, – руководство устроило короткое оперативное совещание и отдало указание к вышеупомянутой операции приступить незамедлительно.