Вот он.

Этот темно-голубой дом. Такого же цвета малиновка откладывает яйца. В этом доме я уже однажды просыпалась. Здесь когда-то жил Уорнер. Теперь здесь держат его мать. Мы стоим перед ним, и он выглядит точно так же, как и в те оба раза, когда я бывала в нем. Он красивый и пугающий одновременно. Порывы ветра обдувают его то сзади, то спереди.

– Какого черта Уорнер подался сюда? – удивляется Кенджи. – Что это за место?

– Я на самом деле не могу тебе сказать, – говорю я.

– Почему?

– Потому что это не моя тайна, и я ее рассказать не имею права.

Кенджи молчит, потом спрашивает:

– И что ты теперь от меня хочешь?

– Можешь подождать меня здесь? Кстати, я останусь невидимой, если войду внутрь? Или я в этом случаю выпадаю из зоны твоего воздействия?

Кенджи вздыхает.

– Я не знаю. Но определенно ты можешь попробовать. Никогда раньше не пробовал это делать, находясь снаружи помещения. – Он колеблется, потом добавляет: – Но если ты все же пойдешь туда без меня, пожалуйста, не задерживайся надолго, ладно? Я уже, кажется, отморозил себе задницу.

– Хорошо, я обещаю. Я быстро. Мне только надо убедиться, что с ним все в порядке, или даже удостовериться в том, там ли он вообще или нет. Потому что если его там нет, он, скорее всего, уже ждет нас в условленном месте.

– Все это, как мне кажется, напрасная трата времени.

– Ну прости. Прости, пожалуйста, но мне необходимо все проверить самой.

– Иди, – говорит он. – Иди и возвращайся скорей.

– Хорошо, – шепчу я. – Спасибо тебе.

Я ухожу от него и быстро взбираюсь по ступенькам крыльца. Проверяю дверную ручку. Дверь не заперта. Я поворачиваю ручку, толкаю дверь. Шагаю в дом.

Вот здесь в меня и стреляли.

Пятно от крови, которое оставалось на том месте, где я лежала, уже вычищено. А может быть, они поменяли ковер. Я не знаю. Так или иначе, но воспоминания тут же нахлынули на меня. Я не могу больше сделать ни шага в этом доме, мне даже физически плохо находиться здесь. Все здесь как-то не так. Поэтому быстрей отсюда!

Тут что-то случилось.

Я чувствую это.

Я осторожно закрываю за собой дверь. Потом медленно поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Вспоминаю, как они выдавали мое присутствие, когда я очутилась здесь впервые. Самые скрипучие ступеньки я прохожу, наступая на них с краю, остальные выдают не очень громкие звуки, которые, слава богу, можно принять за завывания ветра.

Вот я уже наверху. Я насчитала здесь три двери. Здесь три комнаты.

Та, что слева, – старая комната Уорнера. Та самая, в которой я просыпалась.

В середине находится ванная. Та самая, в которой меня купали.

В дальнем конце коридора и направо – комната его матери. Та самая, которую я ищу.

Сердце в груди начинает бешено колотиться.

Я с трудом дышу, на цыпочках подбираясь к нужной двери. Я не знаю, чего мне ожидать там. Я не знаю, на что надеюсь. Я даже не уверена в том, встречу ли там Уорнера.

И я представить себе не могу, что со мной будет, когда увижу его мать.

Но что-то продолжает тянуть меня вперед, словно приказывая мне открыть дверь и все проверить самой. Я должна это знать. Мне нужно это знать. Иначе я никогда не успокоюсь.

Поэтому я медленно перемещаюсь вперед. Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. Хватаюсь за дверную ручку и машинально начинаю поворачивать ее. Я уже потеряла свою невидимость, потому что вижу свои ноги, перешагивающие через порог.

В тот же миг меня охватывает паника, мозг лихорадочно разрабатывает резервный план, и хотя я даже думаю о том, не стоит ли мне развернуться и бегом броситься прочь отсюда, мои глаза успевают просканировать комнату.

И я понимаю, что теперь не смогу отсюда уйти.

Здесь стоит кровать.

Узкая кровать, односпальная. Рядом стоит медицинская аппаратура, приспособления для внутривенного питания, различные склянки и пузырьки и совершенно новые подкладные судна. Я вижу стопки простыней, одеял. В этой комнате очень красивые книжные шкафы и повсюду видны расшитые подушки и восхитительные мягкие игрушки. Я насчитала пять ваз с цветами. Стены ярко покрашены, в углу стоит небольшой письменный стол и стул рядом с ним. Еще тут есть большое растение в горшке, набор художественных кистей и фотографии в рамках – они тут повсюду. На стенах, на письменном столе, на тумбе возле кровати.

Женщина-блондинка. Маленький светловолосый мальчик. Они повсюду вместе.

Они везде одного и того же возраста, мальчик не взрослеет, как я успеваю заметить. Он так и был запечатлен в своем развитии. Мальчик на этих снимках всегда маленький и всегда испуганный. И постоянно держится за руку дамы, стоящей рядом с ним.

Но самой дамы здесь нет. И ее сиделки тоже.

Аппаратура отключена.

Свет тоже выключен.

Кровать пуста.

Уорнер съежился в углу.

Он подтянул колени к груди, обхватил руками ноги и опустил голову. И он весь дрожит.

Тремор настолько сильный, что все его туловище тихонько раскачивается.

Я никогда не видела, чтобы он выглядел вот так, как маленький ребенок. Ни разу у меня не было шанса узнать его с этой стороны. Но вот сейчас он действительно похож на маленького мальчика. Испуганного. Ранимого. Одинокого.

Не надо долго думать, чтобы понять, отчего это случилось.

Я опускаюсь перед ним на колени. Я знаю, что он должен почувствовать мое присутствие, только не уверена в том, хочет ли он меня видеть именно сейчас. Не могу представить, как он отреагирует, если я проявлю себя.

Но попробовать все же стоит.

Я дотрагиваюсь до его рук, но очень нежно. Потом осторожно глажу его по спине, по плечам. Потом я набираюсь храбрости и обнимаю его. И он сдается и разворачивается, выползая из своей скорлупы.

Он поднимает голову.

Глаза у него покраснели, и этот удивительный зеленый сейчас сияет едва сдерживаемыми эмоциями. Его лицо – это одна сплошная боль.

Мне становится трудно дышать.

В моем сердце происходит землетрясение, и оно разрывается пополам. И мне кажется, что вот сейчас в нем одном чувства больше, чем любой другой человек способен был бы в себя вместить.

Я хочу прижать его к себе плотнее, но он сам обхватывает мои бедра, опуская голову мне на колени. Я инстинктивно наклоняюсь над ним, закрывая его тело своим собственным.

Я прижимаюсь щекой к его лбу. Целую его в висок.