Странник промолчал, хоть и знал, чего от него в этот самый момент ждут. Однако он уже давно поклялся себе не сочувствовать другим, следуя примеру тех, кто никогда не жалел его.

— А моя дочь пропала без вести, — продолжил конунг. — Именно поэтому я ненавижу всю Дордонию, ее короля и Орден Защитников больше собственных конечностей. А знаешь, они не позволяют мне передвигаться самостоятельно. Ненавидеть что-либо больше этого сложно.

Странник продолжал молчать. Странный пес сопел на весь зал и глядел на Сарвилла двумя большими широко раскрытыми карими глазами.

— Я дам тебе войско, — внезапно уронил конунг. — Двадцать тысяч северян — мужчин, женщин и подростков, способных не только драться, но и завоевывать.

— Но… — ошарашенный нежданным великодушием медведь растерялся.

— Взамен мне нужна голова короля. Рогара Вековечного. Я знаю, что двадцать тысяч недостаточно, чтобы взять Дастгард, но мне также известно, что у тебя есть маги. А войско Холденфелла и войско магов — уже целая армия, способная на многое. Не припрятано ли у тебя еще каких козырей в рукавах?

— Не припрятано. Теперь мне ясно, чего вы хотите, но мне нужно некоторое время, прежде чем я смогу дать ответ. Нужно закончить одно дело. Собственно, надеясь найти ответ, я и оказался в Холденфелле.

— Говори.

— Я ищу чародейку. Я слышал, что она уехала на север, и, раз уж вы узнали обо мне, значит, могли слышать и о ней. Ее зовут…

— Ноэми, — конунг закончил за странника.

Сердце странника быстро заколотилось.

— Ты слышал о ней?

— Она моя дочь.

Медведь с еще большим удивлением посмотрел на мужчину, сидящего на троне.

— Ноэми сейчас на берегу…

— Я вернусь.

Странник не стал дожидаться, что еще скажет конунг, развернулся и быстрым шагом вышел на улицу. Странное сияние в небе освещало улицу, как будто на дворе был еще самый разгар дня, а солнце не зашло, а на самом деле светило откуда-то из-за гор. Вне досягаемости глаз.

В его голове тут же пронеслись все события с момента последней встречи с чародейкой. Они были вместе так недолго, но теперь он хотел видеть ее больше всего на свете. Прикоснуться к ней. Обнять ее — и плевать, если она оттолкнет. Плевать, если снова начнет говорить, что они не могут быть вместе. Плевать, если рассердится и в порыве злости позволит ему захлебнуться. Сейчас для медведя на всем свете не было ничего важнее Ноэми — ее взгляда, ее голоса, ее прикосновения.

Что будет сейчас, когда она посмотрит на него? Обвинит в том, что он не доехал до Старгорда, в который она, рискуя своей жизнью, везла его? Обрадуется его появлению и отпустит очередное циничное замечание? Безразлично взглянет и сообщит какие-то важные вещи, на которые ему плевать?

Мысли о том, что произойдет, когда они встретятся, менялись одна за другой, поднимая целый вихрь в голове странника, закручивали бесконечную череду возможных исходов и не давали ни на один из них ответа потому, что, как только странник задерживал внимание на чем-то одном, оно тут же исчезало и заставляло думать уже о третьем, затем о четвертом, о пятом, шестом и так далее и так далее. Единственное, что объединяло весь ураган этих мыслей, — была Ноэми. Чародейка. Одна из самых могущественных волшебниц на Неймерии, стоящая где-то в виде образа, который он четко помнил, и смотрящая своими васильковыми глазами, как он бежит к ней.

Конь, которого он забрал в Стологе, галопом спускался с горы и вилял к берегу вслед за дорогой. Люди, беззаботно бродившие по улице и доделывающие все свои дневные дела, в ужасе расступались перед бесстрашным всадником и кидали ему вслед проклятия.

Сарвилл несся среди недостроенных лодок, деревянных домов, загонов для скота, опустевших рыночных лавок, нищих, укутанных в обветшалые меха. Тонкий месяц, подвешенный на небесах, следовал за странником с интересом, подглядывая, куда тот спешит этим совершенно обычным вечером.

Оказавшись на небольшом холме, с которого было видно берег, он увидел ее. Ноэми стояла вдалеке, повернувшись лицом к морю, но медведь точно знал, что это она. Ее тонкая талия тенью бросалась на воду, убегая от яркого месяца, который странник привел следом за собой.

Сарвилл спешился и пошел медленным шагом. Теперь он не торопился. Теперь ничто не могло забрать ее у него. Вот она. В пределах видимости. И если хоть кто-то посмеет сейчас отнять ее, он тут же превратит наглеца в пепел. Больше никакой пощады. Никаких уступок самой судьбе. Он будет брать все, что принадлежит ему по праву всех этих надоедливых предсказаний, и, если кто-то решит пойти против его воли, он не станет слушать.

Его руки странным образом дрожали, дыхание перехватывало в груди, и весь ворох нещадных мыслей, преследующих его всю дорогу, больше не крутился в голове. Он смотрел на силуэт чародейки, наслаждаясь каждой деталью самого желанного для него образа. Медведь жаждал немедленно оказаться рядом с ней и в то же время не хотел этого. Он так и не нашел ответ на вопрос, что будет дальше. Что будет, когда она посмотрит на него.

Порыв ветра подул со стороны моря, словно подсказывая Ноэми, чтобы она обернулась, и ее голова послушалась. Сарвилл увидел это и остановился в нескольких саженях.

— Ноэ… — еле слышно сказал он, утопив свой голос в приливе Рваного Моря.

— Сарвилл… — голос чародейки задрожал. Она не оборачивалась полностью, видя лишь очертания странника.

— Почему ты плачешь? — неуверенно спросил он.

Волна накатила к самым ногам волшебницы, и черная от ночи вода медленно уползла обратно.

— Я… — Она не договорила.

Он сделал несколько шагов вперед и встал рядом, вглядываясь во тьму, что царила над морем, вслед за ее взглядом. Он посмотрел на Ноэми. Теперь медведь наконец видел ее лицо, слезы отражали свет огней, которые Сарвилл пустил вокруг, чтобы рассеять тьму.

— Я чувствую твою силу, медведь. Ты не терял времени даром… — Она постаралась сказать это тем железным голосом, которым говорила обычно, но в конце концов что-то задушило ее слова.

Чародейка словно боялась смотреть на него и лишь теребила в руках бирюзовый медальон в форме солнца, подаренный ей странником еще в Аарде.

— Я многому научился с нашей последней встречи…

Она не ответила. Не могла. Ком, стоящий в горле, просто не позволял этого сделать. Если она что-то скажет, то больше не сможет себя контролировать и разрыдается как маленькая девочка. Поэтому вместо ответа звучал лишь голос волн, что накатывали на сушу, ударяя обломки старых разрушенных кораблей о камни на берегу.

— Я искал тебя с тех пор… — сказал наконец он.

— Я знаю… — у Ноэми получилось вымолвить. Коротко. Быстро. Скупо.

— Прости меня. Я не послушал и все равно вернулся за тобой.

— Я знала, что не послушаешь.