Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я прошу тебя не делать этого, - дернулся Илья всем телом, продолжая с силой мять свои ладони: - У нас с ней дети – близнецы. Павлик и Аленка. Аленка слабенькая… Павлуша еще в животе обижал ее – объедал. Меня надолго переклинило, Саш… не нашел я описания похожего состояния. В медицине вообще все часто... туманно, индивидуально. Приложение силы пришлось в определенную точку? При тяжелых ЧМТ бывает такое – да. При тяжелейших… память бывает не возвращается очень долго. До двенадцати недель и больше. У меня замедлилась речь, слова приходилось подбирать… Она лечила меня, капала…
- Илья, есть специальные клиники, препараты, аппаратура… Ты долго не вспоминал, потому что лечили не так или недостаточно. Фельдшер? Ты сейчас серьезно? Это неоказание помощи, оставление в опасности – подсудное дело. При чем здесь твои Павлик и Аленка, что ты меня ими лечишь? Она у Вовки отца украла!
- Стой! Сядь обратно пожалуйста, - тяжело дышал он, - будет только хуже, ты обидишься сильнее, но может поймешь меня – я люблю ее, Саш. Тебя не любил – привык, и ты тоже ко мне привыкла. Я увидел, как оно бывает, как может. Похищение, неоказание… - все так, все я понимаю. Я похож на ее мужа – немного, совсем… но в темноте ей показалось, что это он, иначе не остановилась бы – ночь, трасса.
- Так тут еще и муж есть? – схватилась я за голову, натирая виски – информация уже воспринималась туго. Перебор для меня. Во всем.
- Нет. Сейчас нет, был гражданский, бросил ее давно, уехал куда-то на север. Она долго была одна, хотела детей… глупо звучит, но сейчас я знаю ее, понимаю. Хотела родить от меня, а потом уже…
- В каталажку? Она не понимала, что творит? Хотя пронесло же, да? И губа не лопнула… получила, что хотела, мразь.
- Такие решения принимаются в состоянии аффекта… или в отчаянии. Привязалась потом, полюбила, захотела удержать возле себя. И я к ней привык, отзывался уже на Антона. С ней мне очень хорошо, Саша.
- А со мной плохо? Ладно, пускай так – чувства у вас. А Вовка? Неужели не хотелось хотя бы взглянуть на него? Узнать – родила ли я вообще или загнулась в родах – все ведь бывает. А родители? Они же сгорбились совсем, постарели ужасно. Ольга поддерживает их, но они сына потеряли! Никогда меня особо не любили – ты знаешь… а сейчас приеду – мечутся вокруг, не знают куда усадить, чем угостить. Вовка – свет в окошке.
- Саш-ша… - простонал он, - вот где сейчас Вовка, с кем ты его оставила?
- Я с кем? – оторопела я, - поверь – он в полнейшей безопасности. Мой ребенок в самых лучших условиях рядом с хорошими, надежными людьми.
- Всегда это знал. Я никогда не боялся за него, знал, что он в безопасности и рядом с хорошим человеком. Страха, беспокойства за него у меня никогда не было. А за Аленку я боюсь до дрожащих коленей – постоянно. Она слабенькая, плохой иммунитет. Я вспомнил себя, когда Лена уже ходила с животом, прошло больше двенадцати недель, гораздо больше.
- Ну да, - дернулась я, - инстинкт размножения всегда на верхушке топа. И ты вспомнил бы раньше и без последствий, возможно, обошлось бы… Просто! Нужно было! Лечить!
- Тогда у меня было мало радостей – инстинкт в топе, да. А дальше - двое детей, женщина, которую я полюбил. И потом что - суд над ней, потому что да – похищение и оставление в опасности. А Ленка, она мягкая, добрая… И обошлось же!
- У-у… ты какой - тупень! – встала я, схватила и опять дернула его за грудки. Заглянула в глаза: - Очнись, идиот блаженный! Ты описал сейчас маньяка, твои дети в опасности! Мягкая и добрая корыстная тварь, присвоившая себе чужого мужика, пока он был в отключке. Заперла у себя и неважно – выживет, не выживет, дураком останется... очнись же ты наконец! - тряхнула еще раз напоследок и упала опять отдышаться. Немыслимо!
- Я и сам не мог вернуться, Саш… - после короткого молчания прошептал он, - после такого срока пациент не может вернуться к профессии. Так и есть… я сейчас на уровне средненького учителя информатики - просто продвинутый пользователь, я больше не творец программ, Сашка! Воображение… Я не могу больше свободно оперировать знакомыми терминами, вспомнить языки программирования. Вернее вспомню, если напрягусь, но не получается ими пользоваться, да и незачем – не представляю… Зачем я тебе такой? Вначале я дернулся было… возмутился и испугался.
- А она с пузом, плачет, кается, в ногах ползает, в любви клянется…
- Против этого тяжело, согласись? Отдать в тюрьму женщину, в которой растут твои дети, тяжело.
- Нас бросить – нет? Почему обязательно - в тюрьму? Не было вариантов?
- Не сравнивай вас. Я точно знал, что ты не пропадешь. Родители, ребята обязательно помогут и прога вся твоя – почти готовая, - невесело улыбнулся Илья, - я в тебя настолько верил всегда… что родила нормально, что хорошая мама. И верю. Я сильно растерялся тогда, плохо соображал еще и даже испугался своего состояния, Саш – дурак дураком, провалы, пробелы, соображаю, будто камни ворочаю. Еще и детей заделал левой бабе и с ней что-то нужно решать – воющей, с пузом.
- И ты решил так все и оставить.
- Был вариант… вернуться бомжем и заявить себя восстановившим память. Я всерьез это обдумывал – сутками. Мы месяц не говорили с Ленкой, она почернела вся, проблемы с малыми начались. Роды в семь месяцев. Может и с Аленкой из-за этого такое… она медленнее развивается. Ну, я постепенно… говорю же – с воображением швах полнейший. Но я постепенно понял, как все будет потом. Я все равно возвращался бы туда – к детям, Саша. Точно стал бы двоеженцем. Ты меня не выгнала бы – бесполезного, тупого. Тянула бы на себе. Твоя мечта провалилась бы, я бы только мешался. Саша, ты родной мне человек – с первого класса.