Как-то раз, во время одного из рейсов, я решил подшутить над футболистами. В заграничном аэропорту перед вылетом зашли в специальный магазин приколов. Я увидел накладную женскую грудь с фартуком – и загорелся. Дай, думаю, разыграю кого-нибудь из парней! Тем более это был последний матч, сезон закончился, настроение было отдыхающим. Ребята уже позволили себе шампанского. Взлетели, я взял у стюардесс кофейник, нацепил фартук и пошел в салон. Гляжу: Титов сидит, читает газету, никого вокруг не замечает. Подхожу вплотную к нему, чуть ли не грудью в лицо упираюсь:

– Не желаете ли кофе, молодой человек?

Егор машинально говорит: «Да». А потом смотрит на меня. Секунды три молчит, и тут у него начинается истерика. Чего-чего, а такого фокуса он явно не ожидал. Этот фартук у меня потом взял наш сапожник Слава Зинченко. Пошел поднимать настроение тем, кто не видел нашей сценки с Егором.

А вот Цымбаларь купил в таком же магазине кое-что другое. С этим связана тоже интересная история. К нам на работу в Тарасовку устроилась новая горничная. Проходит два-три дня, и она забегает ко мне:

– Олег Иванович, я больше не буду у вас работать!

– Что такое? – спрашиваю.

– А пойдемте – вместе посмотрим!

Заводит меня в номер к Цымбаларю. А у него на столе лежит кучка – точь в точь как… натуральное человеческое дерьмо. Выяснилось, что Цыля купил эту штуку в том же самом магазине, что я – накладную грудь. Для усиления эффекта у этой штуки даже была специальная функция – если до нее дотронешься, начинал идти пар.

Но я сразу все понял.

– Не пугайтесь, – говорю. – Это наши ребята так шутят.

А Цыля на следующий день приехал в Тарасовку с коробкой конфет и букетом цветов. Упал перед горничной на колени: «Извините!»

Из воспоминаний Юрия Василькова:

– Однажды Романцев дал мне добро на то, чтобы я напоил футболиста. Да-да, не удивляйтесь, все так и было.

1990 год, играем с Киевом. Гена Перепаденко ломает пястные кости в четырех местах. Я его отвожу в 4-ю Градскую больницу. Ему делают операцию, вставляют металлические пластины, для того чтобы кости срастались. Вроде все в порядке.

Глубокой осенью летим в Америку на два товарищеских матча. Тогда у нас любили немножко подзаработать.

Играем первый матч. И тут у Гешки вылезают из ладони эти металлические конструкции. А они должны как ставиться, так и выниматься стерильно. Что делать? Говорю:

– Олег Иванович, надо сиюминутно удалять, делать операцию.

А где искать врачей? К тому же мы в то время были не такими богатыми.

Обращаюсь к Романцеву:

– Я все сделаю, только нужен наркоз.

– Какой?

– Вот такой, – говорю я и делаю характерный щелчок по подбородку.

Он дает добро. А выпить желательно полбутылки. Или даже больше. Удаление металлических конструкций – это очень болезненно. Больные рассказывали мне, что тебя в такие моменты будто током бьет.

Наливаю Гешке полный стакан водки, он пьет. Смотрю: повело парня. Я делаю четыре надреза. Все аккуратненько, сам доволен, завязал его.

Ну и после этого попросил игроков, чтобы помогли довести его до номера. И он там отсыпался. Так что иногда приходилось даже оперировать в «военно-полевых» условиях.

Из воспоминаний Александра Хаджи:

– Как-то Романцев пришел в свой кабинет в офисе «Спартака» – он тогда был президентом клуба. А в кабинете в его кресле сидит Гриша Есауленко, разговаривает по телефону. Иваныч заглянул – и не стал мешать. Сел рядом с секретарем, Ритой, в приемной. Я там же сидел. Общаемся, шутим. Тут выходит Гриша. Видит Романцева.

– Ой, Иваныч, ты здесь? А чего не заходишь?

– А что, мне уже можно в мой кабинет зайти?

* * *

Было дело, что мы с игроками «Спартака» договорились: за каждое матерное слово на тренировке футболист делает три кувырка. И ребята ответственно относились к этой договоренности. В какой-то момент я забыл про нее. И тут смотрю: Горлукович неожиданно начал кувыркаться. Спрашиваю: «Чего это он?» – «Ругнулся», – отвечают.

Был еще период, когда лидеры «Спартака» – Онопко, Карпин, Никифоров, Ледяхов – договорились называть друг друга только по имени-отчеству. И даже штрафовали друг друга, если кто-то забывал об этой договоренности.

* * *

В «Спартаке» ребята были очень наблюдательными. Как-то году в 1994-м я приехал в Тарасовку и обнаружил, что забыл дома кроссовки. У меня бывает такое – я могу что угодно потерять или забыть. Надо выходить на тренировку – а не в чем. Надел туфли, югославские, Жиляев достал. Хорошо, что по плану была двусторонка, мне в упражнениях участвовать не надо. Поэтому я тихо прошел и встал в сторонке. Идет Цыля, смотрит на меня:

– Олег Иванович, я думал, это выходные туфли. А нам, оказывается, можно их на тренировку надевать?

И как увидел, шельмец? Осень, уже темнело, а я сознательно от всех подальше отошел. Но он разглядел. В «Спартаке» у Цыли была кличка Лупатый. Глазастый то есть. Это еще из Одессы пошло. Никоша его так прямо в глаза звал. Но Цыля не обижался – ему даже нравилось. Было дело, Никоша за ним гонялся по Тарасовке – Цыля пошутит и убегает.

Из воспоминаний Юрия Никифорова:

– На тренировках мы с Ильей постоянно играли друг против друга. Я все время хотел отобрать у него мяч. Но это часто не получалось. То обведет меня, то между ног даст… Злился, конечно. Бывали ситуации, когда хотелось попросту оторвать ему ноги! И когда он видел, что я на пределе, знаете, что он чаще всего делал? Просто разворачивался и… улыбался. И эта улыбка моментально обезоруживала. Я уже ничего не мог сделать. Мы вдвоем падали на газон и хохотали.

Из воспоминаний Юрия Василькова:

– В 1994 году мы готовились к матчам против «Барселоны». И тут ночью ко мне в номер приходит Валерка Карпин. Будит меня. Смотрю – у него разбита бровь. Спрашиваю:

– Валер, что случилось?

Оказывается, ему приснилось, что он играет в футбол. А у нас кровати с массивными деревянными окаймлениями. И Валерка во сне принял мяч.

Иду к Романцеву. Он тоже спит. Бужу его:

– Олег Иваныч, Карпин травмировался.

Он сразу закурил. И говорит:

– Мы сегодня, наверное, не выиграем. Если команда играет ночью, к матчу они уже сдуются.

* * *

В Тарасовке у нас много приколов было. В начале 1990-х часто с ребятами играли на «жопу». Все, кто прошел дворовый футбол, должны понимать, о чем речь. У нас правила были такие: делились два на два и били по воротам. Их защищали тоже вдвоем. Могли и три на три играть, и четыре на четыре. Проигравшие потом поворачивались, и выигравшие расстреливали их с линии вратарской. И нет бы главного тренера хоть раз пощадили! Напротив – били с особой силой. Некоторые от таких ударов прямо в сетку падали. Меня, правда, с ног не сбивали, но попадали неоднократно. Я ни в коей мере не считал, что от таких игр страдал мой авторитет.