— Господи, пап, что стряслось?

— Сынок, считай, что я умер. Ты видишь перед собой живой труп.

Сэнди вскочил на ноги, обнял старика и усадил.

— Позволь, я закажу тебе выпить, — заботливо предложил он.

— По-моему, я уже достаточно выпил.

Только тут Сэнди почувствовал, что от отца попахивает виски.

— Пап, ради бога, что случилось?

— Смеешься? Что может случиться с попавшим под расстрел?

— Пап, послушай, — Сэнди налил отцу минералки, — ты успокойся и расскажи по порядку.

Сидни осушил стакан и пересказал сыну финальные мгновения своей карьеры.

— Я пошел смотреть рабочий материал и застал там ее. В первый момент я даже почувствовал себя польщенным. Ну как же, подумал я, не успела новая начальница прибыть на студию, а уже жаждет посмотреть на мои труды.

— И?

— И прокрутил ей пленку. Должен сказать, не бог весть что, но и не кошмар. Когда зажгли свет, она ко мне поворачивается и заявляет: «Сидни, это отстой. Полный отстой. И самое ужасное — в стиле шестидесятых». Она это раз сто повторила.

Он уронил голову и продолжал:

— Заявила, что я отстал от жизни. А потом сказала кое-что и того хуже.

У Сэнди заныло сердце. Он не хотел этого слышать. Но он понимал, что отцу надо выговориться.

— А именно?

— Обозвала меня динозавром. Сказала, что я давно вымер, а сам не заметил.

— Вот дрянь! И никакого почтения к твоим заслугам?

Старик помотал головой.

Сэнди повысил голос:

— А ведь это ты ввел ее в мир кино! Неблагодарная свинья!

— Перестань, сынок. В этом городе у всех память короткая.

Сэнди был вне себя. И одновременно понимал свое бессилие. Даже в диких джунглях так себя не ведут.

Про себя он уже знал ответ, но все же спросил:

— И что теперь будет? Она перебросит тебя на какую-нибудь «молодежную» картину?

— Перестань смеяться. Мне уже давно не двадцать пять, голова вон вся белая. Таким старцам в кино делать нечего.

— Пап, не глупи, ты сгущаешь краски.

— Хотелось бы, чтоб ты был прав. — Сидни вздохнул. — Поверь мне, сынок, даже ты уже староват для этих игр. Если дело так и дальше пойдет, то через пару лет всеми студиями будут заправлять писклявые старшеклассники. При зарплате двадцать пять миллионов в год.

— Послушай меня, — успокаивал Сэнди, — ты, конечно, расстроен, и не без оснований. Но не позволяй ей сломать себе хребет. Сейчас мы съедим твой любимый чили, а потом прокатимся вдоль океана.

Старик кивнул.

Сэнди сделал знак официанту. Неопрятный вид Рейвена-старшего вызвал у того неодобрительную гримасу.

Сэнди смотрел, как отец машинально поглощает еду — просто орудует вилкой, без всякого выражения. Перед ним был сломленный человек.

Теперь у него появился мощный стимул позвонить Рошель Таубман.

Не хотелось оставлять отца одного, и Сэнди решил заночевать у него. Когда-то в этой гостевой спальне они останавливались вместе с Джуди. Сколько с тех пор воды утекло! И сколько появилось душевных ран!

Удивительно, но Сэнди был возбужден сильнее отца. Он всю ночь крутился и вертелся, обдумывая, что скажет Рошель, когда до нее доберется. Если, конечно, она пожелает с ним разговаривать.

Утром он вышел на кухню и сделал себе кофе. Неожиданно в дверях возник отец в банном халате.

— Эй, а ты что здесь делаешь? — удивился он. — Тебя лаборатория давно ждет!

— Знаю, пап, но я вчера так распсиховался, что решил домой не ехать. Так что, если одолжишь мне рубашку и бритву, я тотчас удалюсь. Ты сам-то как? Справишься один?

— Сынок, я с самого рождения один справляюсь. Можешь мне поверить. Прошлое оставим позади, сегодня начинается новая жизнь. Помнишь, как в «Обмане»: «У меня всегда было отличное чувство завтрашнего дня». Так что прямо сейчас засяду за телефон.

Сэнди оптимизм отца показался натужным, но он хотя бы убедился, что тот сможет справиться с каждодневной рутиной.

Он быстро побрился, причесал волосы и сбрызнул их лаком. Перед уходом перебросился с отцом еще парой фраз и пообещал днем позвонить.

Ночью, в раздумьях, Сэнди никак не мог решить, попросить ли Рошель о встрече заранее. Но он побоялся, что таким образом даст ей возможность увильнуть от встречи, сославшись на занятость. Скорее всего, она любезным тоном попросит его перезвонить в другой день.

Нет, решил он. Лучше отправиться прямиком на студию и потребовать, чтобы охранник доложил о его приходе. Она, конечно, и тогда сможет отказать во встрече, но Сэнди почему-то был уверен, что появление собственной персоной придаст его просьбе дополнительный вес.

И тогда он посмотрит ей в глаза и скажет все, что собирается сказать.

Правда, что именно — он еще не придумал.

Вот и настал торжественный вечер.

По этому случаю Реймонд да Коста облачился в смокинг, купленный со скидкой еще в Америке. Дочь не сумела сделать выбор между голубой тафтой и шелком персикового оттенка и потому, по настоянию Реймонда, купила оба платья. Сегодня, когда метаться уже было дальше некуда, Изабель прибегла к фундаментальному научному методу — бросила монетку. Жребий пал на голубое платье.

Актовый зал университета был полон знаменитостей. Все — разодетые, при наградах и драгоценностях. Изабель сидела на сцене, в середине изогнутого полумесяцем ряда кресел, в окружении высоких чинов академии. Реймонд занял место в первом ряду, он так и сиял от счастья.

Многие прославленные гости невольно отмечали, насколько сегодняшняя лауреатка похожа на симпатичную школьницу. Она еще не открыла рта, а все уже были в плену ее юного обаяния.

Официально девушку представлял профессор Де Роза. И голос, и жесты его были исполнены восхищения. Он превозносил достижения Изабель до небес и напоминал «взрослым» гостям, что поскольку наука не ведает национальных границ, то и возраст ученого не имеет значения. Важно, чего он достиг.

После этого профессор углубился в детали, расписывая, какую выдающуюся работу проделала Изабель, заставив даже самых маститых физиков пересмотреть свое отношение к проблеме «пятой силы».

Потом, с красочными эпитетами и восторженными восклицаниями, он представил публике лауреата премии этого года, «нашу почетную гостью», как он выразился.

Под аплодисменты восхищенного зала Изабель грациозно приблизилась к кафедре. Фотокамеры вспыхивали, как праздничный салют. Профессор Де Роза с жаром пожал руку девушки, расцеловал в обе щеки и вручил ей почетный знак и конверт с денежной премией, после чего вернулся на свое место, оставив Изабель одну в свете юпитеров.