– Всего вам доброго!

Ларкин спрыгнул с козел и тотчас шмыгнул в переулок. Теперь он был сам по себе. В этом не было ничего нового, тем не менее мужчина не мог избавиться от беспокойного ощущения, которое поселилось у него внутри. Вероятно, это было связано с огромным количеством гвардейцев, которые сновали по городу, но, возможно, и с его неведением. Хранитель изучил дневник Хенрика вдоль и поперек, но ничто не указывало на намерения и планы убитого в Двуроге. Единственной зацепкой было имя женщины – Яра.

Решительно, но без твердой цели Ларкин продолжал идти, чтобы лучше слиться с толпой. В мыслях он снова перебирал все, что знал о Хенрике. В Рихволле он жил в простой хижине. У мужчины практически не было имущества, а это означало, что и в Двуроге Хенрик, вероятно, селился в более бедных кварталах. Самым разумным, наверное, было бы постепенно сворачивать в более дешевые улицы, так как сейчас Ларкин явно был не там, где надо. Сейчас слева и справа его окружали магазины с распахнутыми витринами, в которых стояли сундучки для хранения драгоценностей, музыкальные шкатулки и стеклянные чаши.

Ларкин глубоко вздохнул. Сначала он ощутил только дымный запах каминов и аромат сладких яблок и подгоревших орехов. Но потом появились другие запахи. Духи. Металл. Грязь. Наконец, моча. Ларкин последовал за вонью, как за указателем, который мог видеть только он. Он прошел мимо новых лавок, хижин, миновал рыночную площадь. Она была богато украшена, вероятно, для торжеств, о которых упоминал Камерон. Куда бы Ларкин ни заглядывал, он видел гербы королевской семьи. Они висели в окнах, красовались на вывесках и поднятых флагах, пляшущих на ветру. Почему-то Ларкина это зрелище обеспокоило. Он не знал, что изменилось, но сейчас, после более чем двух столетий поклонения, мысли о королевском доме горько кольнули его. Он служил Драэдонам всю свою жизнь и никогда не подвергал сомнению веру в королей страны. Даже заточение в темницу не изменило его отношения. Но теперь у Хранителя была другая точка зрения.

Как будто Стена не только отграничивала Мелидриан от Тобрии, но и его от понимания того, что правители этой страны не были милосердными спасителями. Фрейя говорила ему, но он не был готов слушать, ослепленный речами собственного отца и честью служить у Стены. Однако за последние несколько недель он увидел такое, что ему совсем не понравилось. Голодающие дети рядом с великолепными храмами. Гвардейцы, издевающиеся над нищими. Вдовы, оплакивающие своих повешенных мужей.

Ларкин заметил, что и в Двуроге гербы королевской семьи постепенно исчезали, по мере того, как денег у жителей становилось меньше. И, когда Ларкин вошел в районы трущоб, эмблемы Драэдонов уже не попадались на глаза. Состояние этой части города было не сравнить с тем, что было в шестом кольце столицы, тем не менее хижины здесь были значительно более маленькими и ветхими, чем в центре города. С горы сошел селевой поток, и камни засыпали район. Никто не удосужился их убрать.

– Простите, – сказал Ларкин, тронув за плечо женщину, идущую впереди. Под мышкой она несла корзину с бельем. За юбку женщины цеплялся маленький мальчик, который еще не умел как следует ходить.

Женщина взглянула на него.

– Да?

Что-то тревожное шевельнулось в этом слове, и Ларкин отступил на шаг. Мужчина знал, насколько угрожающим он может казаться.

– Я ищу дешевое пристанище на ночь. Вы можете мне помочь? – спросил он, одарив мальчика улыбкой. Малыша мрачная внешность Хранителя не испугала, и ребенок улыбнулся ему.

– Недалеко отсюда находится «Водопой», – ответила женщина, указывая свободной рукой на дорогу. – Впрочем, я не думаю, что вы сможете получить комнату. Город переполнен.

– Я все-таки попытаю счастья.

Ларкин полез в карман своего плаща и вытащил монету. Мимоходом он положил ее женщине в корзину и последовал по дороге к постоялому двору.

Как и предполагалось, в «Водопое» свободных комнат не оказалось. Вывеска на входе громко возвещала об этом, но для Ларкина это не стало препятствием. Внутри дома его встретило уютное тепло. Хранитель оказался в прихожей с креслом и столиком, украшенным цветочной композицией. Неуместно красивой, учитывая покрытые пятнами деревянные стены и пол, который скрипел под каждым его шагом. Вероятно, здесь тоже пытались показать хотя бы часть той элегантности и великолепия, которые царили в городе.

– У нас не осталось свободных комнат, – произнес хриплый голос.

Ларкин огляделся и заметил старуху, которая сидела за столом в баре вместе с двумя женщинами много младше нее, по-видимому, сестрами.

Они плели венки из веток и сухоцветов.

– Я не ищу ночлега, – сказал Ларкин, проходя в помещение. Если не считать женщин, комната была пуста. Только сытая собака валялась перед камином, над которым висел гобелен. – Я ищу друга, Хенрика из Рихволла и его жену Яру. Вы, случайно, не знаете их?

Женщина покачала головой.

– Извините, я их не знаю.

Ларкин изо всех сил старался отогнать разочарование. Попасть в цель с первого раза было бы слишком большой удачей.

– Есть ли здесь другие постоялые дворы, где я могу о них спросить?

– Вы уже были в «Танцующей пещере» или в «Грохочущем громе»?

– Или в «Паутине», – добавила одна из младших женщин.

У нее были каштановые волосы, отливающие красным.

– Или в «Скулящей дворняге», – сказала другая.

– Есть еще «Железный котелок».

– И «Вьющийся плющ», – добавила шатенка.

Ее сестра кивнула.

– А как называется эта новая таверна?

– Ты имеешь в виду «Трехглазого Ворона»? – спросила старая женщина.

– Нет, там что-то связанное с луной.

– А! – воскликнула ее сестра. – «Заколдованный полумесяц».

– Точно! – подтвердила женщина и посмотрела на Ларкина, который молча следил за разговором, пытаясь запомнить все названия. – Вы уже были там?

– Нет, пока нет, – ответил он и испустил усталый вздох. Он чувствовал, что поиск будет долгим. Как там говорил Камерон?

Там, где много людей, много таверн.

Фрейя никогда не видела Стену вблизи – она знала о ней только по рассказам. Но слова, относившиеся к ней, даже отдаленно не соответствовали этой громадине из темного камня. Если верить тому, как описывали Стену Роланд и Киран, в ней было что-то мечтательное, прямо-таки романтическое. Однако это было совершенно не так. Стена была грубой и уродливой и вздымалась, подобная черной волне, которая грозила в любой момент обрушиться на землю. Даже терновый лес, казалось, отступил от страха. Вблизи Свободной земли он становился редким, а те деревья, которые еще оставались на ее территории, выглядели сухими и бесплодными, будто следующий порыв ветра мог выкорчевать их с места.