Не теряя времени, Ли прыгнул на спину своего скакуна. Пришпорив лошадь, Хранитель устремился вперед. Копыта грохотали по земле, ледяной ветер бил ему в лицо. Глаза всадника начали слезиться, но он изо всех сил старался держать их открытыми. Полукровка взглянул через плечо и остановился прямо посреди дороги. Ни убежать, ни спрятаться он не пытался.

Ли натянул поводья, и его лошадь остановилась в нескольких сантиметрах от путника. Хранитель сразу понял, что что-то не так.

Полукровка выглядел больным. Кожа его была бледной как мел, почти прозрачной, отчего все жилки на лице выделялись нездоровой синевой. Волосы, влажные от пота, несмотря на холод, прилипли ко лбу, словно у него была высокая температура. Мужчина дрожал всем телом. Его левая рука хваталась за хрупкую трость, а пальцы правой судорожно сжимали кинжал, словно полукровка в таком состоянии все еще мог сражаться.

Ли спешился и подошел к полуэльфу, не вынимая меча из ножен. Хранителю не требовалось оружие, чтобы одолеть умирающего человека.

– Ты должен пойти со мной, – потребовал он без лишних слов.

Полукровка покачал головой. Движение казалось резким, но оно стоило черноволосому мужчине больших сил, чем он на самом деле обладал.

– Я ничего не должен. Кроме как умереть.

– И ты умрешь, если не пойдешь со мной, – сказал Ли, осторожно приближаясь. Он уже чувствовал запах яда в теле своего собеседника. Хранитель мог бы прямо сейчас достать из своей седельной сумки противоядие, которое он заготовил для себя. Но разыгрывать этот козырь было еще слишком рано.

– Я умру, где бы я ни находился.

– Это неправда. В Нихалосе тебя могут вылечить, – пообещал Ли, хотя и не знал, можно ли еще помочь полукровке. Но сам полуэльф должен был в это поверить. Хранитель заехал так далеко, убил столько эльв и вложил так много надежды ради этого момента не для того, чтобы сейчас потерять беглеца. Полуэльф должен выжить, по крайней мере, до тех пор, пока не сможет признаться в убийстве королевы и спасти Зейлан.

Полукровка фыркнул.

– Зачем Неблагим меня лечить? Мы оба знаем, что они предпочитают видеть меня мертвым, а не живым. Эльвы сделали эту работу за них.

Ли сжал руки в кулаки. Хранитель уже подошел к полукровке так близко, что ему не составляло труда броситься на изможденного мужчину и одолеть его. Но им обоим будет легче, если полуэльф по собственной воле вернется в Нихалос.

– Если ты не пойдешь со мной, то умрешь от яда.

– По крайней мере, тогда я умру на свободе.

При этих словах в мутных глазах страдальца мелькнуло что-то, что Ли не смог определить. Полукровка блефовал? Или это был отголосок боли, которую полуэльф пытался скрыть от Хранителя? Если так, то мужчине это не очень-то удавалось. Ли видел, что каждый вздох полуэльфа дается тому с огромным трудом.

– И если ты умрешь на свободе, то Зейлан умрет вместе с тобой, – признался Ли.

– Она… – тяжелый кашель оборвал мужчину на полуслове. Все тело полукровки содрогалось, лицо покраснело. Прижав тыльную сторону руки ко рту, полуэльф попытался подавить приступ, но кашель затих далеко не сразу. И когда мужчина отнял руку с зажатым в ней кинжалом от своих губ, Ли заметил на ней следы слюны и крови. – Хранительница… меня не волнует, – прерывисто выдохнул полукровка.

Ли покачал головой.

– Я тебе не верю.

– Потому что ты так хорошо меня знаешь?

– Я слышал твою музыку, – ответил Ли, безрассудно подходя вплотную к полукровке, который все еще сжимал в своей руке кинжал. – Тот, кто может создать нечто настолько прекрасное, не может быть таким холодным и бессердечным.

– Я – убийца.

Ли это знал. И все же Хранитель был убежден в том, что не злоба или ненависть побудили полукровку сначала убить королеву, а потом попытаться сделать то же самое с принцем Кираном.

– Ты больше, чем это. Потому что сейчас в твоих руках оружие, и все же мы не сражаемся, а разговариваем.

Губы полукровки приоткрылись. Однако ответа Ли так и не услышал. Краем глаза он уловил какое-то движение. Как раз перед тем, как на них напала эльва.

Презрение Ларкина к королю разрасталось, словно дым от погребального костра. Мужчина не хотел присутствовать при этом жестоком зрелище, но ноги словно сами собой принесли его сюда, когда он услышал крики.

– Долой мага!

– Сжечь предателя!

– Сгниешь как фейри!

Зеваки кричали, ликуя над костром, в котором сгорал ребенок. Юноша, который на глазах у всех рассыпался в прах, был молод… слишком молод. Ему еще рано было поступать на службу у Стены. Крики казненного давно уже стихли, но вонь обгоревшей кожи будет висеть в воздухе еще несколько часов. Ларкин стоял в стороне от происходящего и смотрел на огонь, который разгорался в сумерках, унося жизнь.

Люди хлопали в ладоши и вопили, словно им удалось поймать убийцу. Причем к такому преступнику они, вероятно, испытывали бы больше сострадания, чем к молодому алхимику. Но Ларкин не видел здесь алхимика. Преступника. Или предателя. Он видел ребенка, и в нем всколыхнулись мрачные мысли. Больше всего Хранитель хотел выхватить меч и показать этим людям, кого на самом деле они должны были бояться. Уж точно не этого мальчика.

Уже в третий раз с тех пор, как Ларкин прибыл в Двурог, здесь сжигали алхимиков. Со стороны это было похоже на стремление основательно очистить город к предстоящим торжествам.

Между тем повсюду висели геральдические полотна и флаги, изображавшие эмблему королевской семьи. И едва ли прошел хоть один день, когда Ларкин не думал бы о Фрейе и не боялся, что когда-нибудь и принцесса может оказаться на одном из этих костров, если ее тайна станет доступна не тем людям.

Бросив последний взгляд на обугленное тело, Ларкин отвернулся и пошел прочь. Эта часть города так и кишела городской стражей и королевскими гвардейцами, и Хранитель совсем не хотел, чтобы кто-то из них узнал его. По этой причине он обычно избегал общественных мест, за исключением таверн, которые мужчина посещал ночь за ночью, чтобы осведомиться о Хенрике и Яре. Однако, к разочарованию бывшего фельдмаршала, его поиски пока что были безуспешны.

Никто не знал этих двоих, и Ларкин все чаще задумывался: не ошибся ли он, приехав в Двурог? За то время, которое он уже потратил на поиски убийцы Хенрика, Хранитель мог бы раскрыть множество других преступлений. Но потом мужчина вспоминал о Корване и его деревне, которые и так уже потеряли слишком много. Они заслуживали справедливости.

Ларкин добрался до первой таверны на сегодня, которая носила название «Бесхвостая кошка». Перед домом примостилась скамейка, на которой сидела кошка. Впрочем, хвост у нее был. Животное проводило Ларкина подозрительным взглядом, когда тот подошел ко входу в постоялый двор. На двери висела табличка: Занято! До свадьбы комнат нет!