Одним из нововведений стало постоянное присутствие телохранителей – это были коммунисты, в прошлом воевавшие против националистов. Многие из них происходили из бедных крестьянских семей, и образ жизни Цинлин вызывал у них осуждение. Они напрямую высказывали ей свое недовольство, чего никогда не позволяли себе слуги в прежние времена. Особое внимание коммунисты уделяли «равенству» в отношениях между руководством и подчиненными, считая такое равноправие важнейшим признаком «демократического» общества. Однажды в 1951 году Цинлин побывала на приеме в посольстве ГДР. После приема некоторые из ее телохранителей раскритиковали длинные платья на дамах, которые присутствовали на мероприятии, обвинив правящие круги в расточительности: «Столько хорошего шелка и других тканей пропадает зря!» Цинлин долго объясняла этим людям, какое значение мода и украшения имеют для человека, но так и не поняла, дошел ли до них смысл ее слов[567].

Праздновать Рождество теперь было не принято. В 1951 году, приглашая друзей в гости в сочельник, Цинлин заранее предупредила их, чтобы вели себя потише и никому не рассказывали о вечеринке. Подобное застолье могли «истолковать превратно». В последующие годы вместо Рождества Цинлин отмечала Новый год, но рождественскую елку все-таки наряжала[568].

Она научилась быть осторожной даже там, где раньше не проявляла беспокойства. Передавая Мао Цзэдуну письмо от своего старого друга Эдгара Сноу, Цинлин подчеркнула: «Я не знаю, верно ли он мыслит в последнее время, так как давно уже не читала его работ»[569]. Своих друзей она нередко просила «сжечь» или «уничтожить» ее письма после прочтения[570].

В 1952 году Мао Цзэдун развернул кампанию по борьбе против «трех зол» (взяточничества, расточительства и бюрократизма), направленную на выявление злоупотреблений среди чиновников, занимающихся финансами. Сотрудникам Фонда общественного благосостояния Китая приказали осудить других и покаяться самим. Даже Цинлин подверглась унизительным обвинениям. Одно из них было связано с деятельностью подрядчика, который занимался строительством и ремонтом домов, в том числе и здания, переданного в дар Фонду Цинлин. Этот человек приходился Цинлин родственником. Перед тем как Чан Кайши сдал Шанхай, прошел слух, что генералиссимус намерен похитить мадам Сунь и вывезти ее на Тайвань. Чтобы предотвратить похищение, этот родственник жил в доме Цинлин и выполнял обязанности ее охранника. Они с Цинлин подружились, она была благодарна ему, и время от времени они обменивались подарками. Теперь же люди судачили, что Цинлин получала от него взятки. Возмущенная Цинлин заявила, что подарки, которые они получали друг от друга, – это кексы и печенье, а если подарки оказывались дорогостоящими, например две бутылки красного вина, она сразу отправляла в ответ еще более дорогие презенты. Цинлин поклялась, что у нее даже есть свидетели, и потребовала всесторонне расследовать это дело и наказать своего родственника, если он действительно будет уличен во взяточничестве[571].

По мере того как партия устраивала всё новые политические кампании и товарищи Цинлин один за другим попадали в беду, она задумалась о том, что всегда была склонна скорее доверять людям, чем подозревать их, а теперь эта склонность превратилась в квазипреступление – «образ мышления, свойственный правым»[572].

Тем не менее Красной сестре удавалось сохранять самообладание. Она приглашала в гости близких друзей, они танцевали и слушали старые граммофонные пластинки. Мао Цзэдун поручил Чжоу Эньлаю поддерживать отношения с Цинлин. Кроме того, она общалась и с другими высокопоставленными чиновниками, с которыми подружилась, когда они были еще коммунистами-подпольщиками. Цинлин оказывали всевозможные почести, в 1951 году она получила Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами»[573]. На церемонию вручения в Пекин прилетели два знаменитых писателя – Илья Эренбург из Советского Союза и Пабло Неруда из Чили. Цинлин посетила много стран, ее принимали как выдающегося и несущего добро представителя Китая. В те годы она была вполне довольна своей жизнью.

В 1956 году вспыхнул первый – и последний – прямой конфликт между Красной сестрой и партией. Все началось с того, что Фонду общественного благосостояния Китая навязали новый исполнительный комитет во главе с секретарем парторганизации Шанхая Кэ Цинши, человеком из близкого окружения Мао Цзэдуна. Формально Цинлин занимала пост «председателя» организации, но было очевидно, что это не более чем почетное звание. Она потеряла возможность руководить своим «детищем» и была невероятно расстроена. В личной переписке она давала волю своим чувствам и с негодованием называла партию «они»: «Со мной вообще не посоветовались ни о чем… я понятия не имела, какое решение они приняли…»[574].

В ноябре Цинлин не выдержала. По случаю девяностолетнего юбилея со дня рождения Сунь Ятсена в Пекине были запланированы пышные празднества. Цинлин писала статьи о Сунь Ятсене для газеты «Жэньминь жибао», официального органа КПК. В этих статьях она изображала Сунь Ятсена китайским Лениным и отмечала, что после смерти Сунь Ятсена «выполнение его задач» взяла на себя КПК[575].

Черновики своих статей Цинлин, как обычно, отправила на одобрение в Пекин. Ее статьи чаще всего просматривал Чжоу Эньлай, к которому Цинлин относилась с глубоким уважением. Однако на этот раз он оказался занят. Обстановка в мире накалилась: вспыхнуло Венгерское восстание, за ним последовали массовые протесты в Польше, и Мао Цзэдун был всерьез обеспокоен. В то же время Мао пытался извлечь для себя выгоды из сложившегося кризиса и вытеснить Никиту Хрущева с позиции лидера коммунистического лагеря (Сталин умер в 1953 году). Мао Цзэдун и его соратники круглосуточно проводили совещания, пытаясь урегулировать ситуацию.