«Чушь, — подумала она. — Трюки воображения, Рози, не более».

Но она ошибалась. Рози медленно поднесла руку к лицу. И отруки, и от зажатого в ней маленького узелка с семенами исходило тусклоеколдовское свечение. Она подняла другую руку, ту, в которой держала остаткиночной рубашки с завернутым в них камнем. Да, она ее видит. Рози повернулаголову сначала влево, потом вправо. Стены лестничного коридора светилисьмрачным зеленоватым светом. На них возникали, медленно извиваясь, черные тени,как будто стены — это стеклянные стенки аквариума, за которыми всплывали в плавномтанце уродливые мертвые тела.

«Рози, прекрати! Перестань думать так!»

Но она была не в силах совладать с собой. Во сне или наяву,паника и желание обратиться в бегство подступили совсем близко.

«Тогда не смотри!»

Хорошее предложение. Замечательное предложение. Розиопустила взгляд к рентгеновским отпечаткам своих ног и возобновила спуск,шепотом продолжая считать ступени. Зеленое свечение становилось все ярче, и,когда она достигла двести двадцатой, последней, ступени, ей показалось, что онавышла на широкую сцену, освещенную включенными на пониженную мощность зеленымипрожекторами. Она подняла голову, заранее сцепив зубы, чтобы не закричать привиде того, что может увидеть. Движение влажного, но достаточно свежего воздухав подземелье при несло с собой запах, который ей совершенно непонравился… Этобыл запах зоопарка, будто здесь, внизу содержалось какое-то животное.Собственно, почему какое-то? Разумеется, она попала в клетку, где обитает быкЭринис.

Впереди она обнаружила три не доходящие до по толка каменныестены, повернутые к ней торцом и удаляющиеся в полумрак. Каждая стенаподнималась над полом примерно на двенадцать футов — слишком высоко, чтобызаглянуть через нее. Они излучали тот же самый зеленоватый свет, и Розитревожно оглядела четыре образованные стенами прохода. Какой из них. Где-товпереди по-прежнему всхлипывал ребенок… однако его плач затихал. Словно до неедоносились звуки радиоприемника, обладатель которого время от времени уменьшалгромкость.

— Плачь! — закричала Рози и тут же сжалась от многократноповторенного эха собственного крика: — Ачь!.. ачь!.. ачь!..

Ничего. Четыре прохода — четыре дороги, ведущие в лабиринт,— молча разверзли перед ней свои вертикальные пасти, как узкие рты с одинаковымвыражением испуганного потрясения. Неподалеку от входа во второй коридор справаона заметила какую-то темную кучу.

«Черт возьми, ты же прекрасно знаешь, что это такое, —подумала она. — После четырнадцати лет общения с Норманом, Харли и всемиостальными его приятелями надо быть окончательной дурой, чтобы не узнать кучудерьма с первого взгляда».

Эта мысль и все связанные с ней воспоминания — о мужчинах,которые сидят в гостиной, говорят о работе, пьют пиво, говорят о работе, курятсигареты, говорят о работе, рассказывают анекдоты о ниггерах, педерастах инаркоманах, после чего еще немного говорят о работе, — вызвали у нее приступзлости. Вместо того, чтобы сдержать свои чувства, Рози плюнула напродолжавшуюся полжизни школу аутотренинга и отдалась во власть нахлынувшихэмоций. Злость приносила ей удовольствие, любое чувство, кроме страха, доставилобы ей удовольствие. Она припомнила, что в детстве обладала поистине завиднымголосом, оглашая боевым кличем площадки для игр, — высоким пронзительнымголосом, от которого дрожали стекла в окнах и едва не лопались барабанныеперепонки. Когда ей исполнилось десять, ее принялись стыдить и ругать за этоткрик: дескать, не пристало маленькой леди вести себя таким образом, кроме того,подобные упражнения оказывают пагубное воздействие на мозг. Теперь же Розирешила проверить, способна ли еще издавать старый боевой клич. Она набралаполные легкие сырого воздуха подземелья, заполняя грудь до отказа, закрылаглаза и вспомнила, как они играли в крепость на площадке за школой наЭльм-стрит или в техасских рейнджеров на заросшем сорняками грязном заднемдворе за домом Билли Кэлхоуна. На мгновение ей показалось, что она чувствуетуспокоительный запах любимой фланелевой рубашки, которую носила до тех пор,пока та буквально не расползлась на куски у нее на спине, затем оскалилась ииспустила старый добрый улюлюкающий гортанный крик, похожий на пение тирольскихгорцев.

Ее охватил восторг, почти экстаз, когда он вырвался из горлатаким же, как и в былые дни; а кроме того, она ощутила нечто более важное: крикпридал ей мужества, позволяя ощутить себя такой же отчаянной и уверенной, как впрежние времена. К тому же, похоже, боевой школьный клич не потерял былой силы;ребенок заплакал громче с первыми его звуками, сотрясшими каменные сводыпещеры.

«А теперь поторапливайся, Рози, времени совсем мало. Еслималышка устала, ей не удастся долго кричать так громко».

Она сделала пару шагов вперед, переводя взгляд с одноговхода в лабиринт на другой, затем прошлась мимо них, внимательно прислушиваясь.Ей почудилось, что плач ребенка доносился чуть-чуть громче из третьего входа.Возможно, это лишь игра воображения, однако с чего-то все-таки нужно начинать.Рози быстро зашагала по этому проходу, шлепая босыми ногами по каменному полу,потом вдруг остановилась, наклонив голову и прикусив нижнюю губу. По всейвидимости, старый воинственный клич разбудил не только ребенка. Где-то —насколько далеко и в каком именно месте, определить невозможно из-за эха — покаменному полу застучали копыта. Они грохотали с ленивой неторопливостью, топриближаясь, то удаляясь, а то вдруг совершенно замолкая (почему-то это былострашнее всего). Она услышала низкое влажное посапывание. Потом раздался ещеболее низкий короткий хрюкающий звук. Затем все смолкло, слышалось толькохныканье младенца, чей плач снова начал ослабевать.

Рози обнаружила, что развитое образное мышление ей мешает:она слишком хорошо представляла себе быка — огромного зверя с покрытой язвамишкурой и массивными черными плечами, возвышающимися над низко пригнутой к землеголовой. В носу у быка обязательно будет золотое кольцо, как у Минотавра из еедетской книги мифов и легенд, и зеленое свечение, сочащееся, словно пот, изстен подземелья, будет отражаться от кольца тонкими лучиками жидкого света. Асейчас Эринис тихо стоит впереди за одним из поворотов, угрожающе опустив рога.Прислушиваясь к ее шагам. Поджидая ее.

Рози сделала несколько шагов по тусклому коридору, проводярукой по стене, прислушиваясь к детскому плачу и топоту быка. Краешком глазаона поглядывала под ноги, чтобы не наступить ненароком на кучу бычьего помета,но он пока не попадался. Примерно через три минуты коридор, по которому онашла, вывел ее к Т-образному разветвлению. Плач ребенка чуть громче слышалсяслева («Или левое ухо у меня более развито, как и левая рука?» — подумала она),поэтому она свернула в левый проход. Сделав всего два шага, Рози остановиласькак вкопанная, сообразив вдруг, зачем нужны семена: она как Гретель вподземелье, только без брата, который мог бы поддержать ее в самые отчаянныеминуты. Вернувшись к началу развилки, Рози присела и развернула узелок ссеменами. Одно зернышко она положила на пол острым концом к проходу, покоторому пришла. Слава Богу, подумала она, что здесь нет птиц, которые судовольствием полакомились бы ее условными знаками.