и царем римлян, потому что и в этом я тебе помогу, то стань по-отечески благосклонен к находящимся здесь детям, а когда они повзрослеют и станут достаточно способными к занятию государственными делами, старшего из них назначь правителем римлян».

V. Сказав это, она каждого из детей передала в руки зятя и дочери, вызвав глубокое сострадание обоих. Когда наступило подходящее время, она вышла из спальни и обратилась к домочадцам, чтобы они подготовили все необходимое для лечения и созвали лекарей. Выждав ночь, на следующий день, когда большая толпа сбежалась к царскому жилищу, она подошла к окошку, выходящему на улочку перед воротами, и сначала поведала присутствующим о тех, кто замышлял убийство царя, и представила связанными тех, кого они отправили для свершения этого дела. 2. Потом, увидев, что многие оплакивают несчастье и проникаются ненавистью к тем, кто это сделал, она заявляет, что у них в конце концов не вышло ничего из нечестивых замыслов, так как они не смогли убить Тарквиния. Когда все возрадовались этому известию, она представляет им Туллия как назначенного царем управлять всеми частными и общественными делами, пока сам царь не выздоровеет. 3. Народ же расходится в ликовании, что с царем не произошло ничего ужасного, и долгое время остается при таком мнении. А Туллий с изрядным отрядом впереди себя и в сопровождении царских ликторов вступил на Форум и через глашатаев огласил повеление Марциям прийти выслушать приговор. Так как они не подчинились, он через глашатаев известил их о позорном изгнании[481] и, передав их имущество в общественную казну, уже прочно стал держать власть Тарквиния в своих руках.

VI. Я хочу, прервав ход повествования, изложить основания, по которым я не согласился с Фабием[482] и с остальными историками, которые пишут, что оставленные Тарквинием дети были его сыновьями, чтобы кто-либо из тех, кто натолкнется на эти исторические сочинения, не принял бы за мою небрежность то, что я написал не «сыновья», но «внуки» его. Ведь пишущие о них рассказывают эту историю совершенно необдуманно и легкомысленно, не проверив ничего из невозможного и необычайного, что перечеркивает ее. 2. Тарквиний переселился из Тиррении, собрав весь свой дом, в полном расцвете лет. Ведь передают, что он был достойным и заниматься государственной деятельностью, и иметь власть, и вершить общественные дела и что он оттуда ушел из-за того, что не пользовался в государстве никаким почетом. 3. Кто-то другой считает, будто он был в возрасте, по меньшей мере, тридцати лет, когда покинул Тиррению: ведь именно с этих лет законы призывают тех, кто стремится управлять и вести общие дела. Я же считаю, что он был еще на пять лет моложе, и сказал бы, что он переселился в возрасте двадцати пяти лет, а в том, что он привел с собой жену-тирренку, на которой женился, когда еще был жив его отец, согласны все, кто пишет римскую историю. 4. Появляется он в Риме, когда царем был Анк Марций, в первый год его царствования, как повествует Геллий[483], а как пишет Лициний[484] — в восьмой. Пусть он пришел в тот год, о котором пишет Лициний, и не раньше. В самом деле он не мог бы появиться в более позднее время, если на девятый год своего царствования Анк отправил его начальником конницы на войну против латинов, как говорят и те и другие писатели. Если же он прибыл в Рим в возрасте не более двадцати пяти лет, а царю стал другом в восьмой год его правления, то семнадцать остальных лет он жил при нем: ведь Анк царствовал двадцать четыре года. А Тарквиний обладал царской властью тридцать восемь лет, как повествуют все, и он должен был быть восьмидесяти лет, когда умер. Ибо такое число получается из сложения годов. 5. А если жена была на пять лет моложе его, что правдоподобно, то ей исполнилось бы в действительности семьдесят пять лет, когда скончался Тарквиний. Если же самого младшего из сыновей, последнего, она родила пятидесяти лет — далее этого времени ведь женщина уже не рожает, есть такой предел для деторождения, как пишут те, кто это исследовал, — этот сын, таким образом, был бы в возрасте не менее двадцати пяти лет во время смерти отца, а старший, Луций, — не менее двадцати семи лет. Следовательно, Тарквиний не оставил после себя малолетних сыновей, рожденных от этой жены. 6. Ну так вот, если сыновья были уже взрослыми во время кончины их отца, не была же их мать столь жалкой и безумной, чтобы отнять у своих детей ту власть, которую им оставил отец, и облагодетельствовать все же чужака, рожденного от рабыни. И сами сыновья, лишенные отцовской власти, не перенесли бы легко и просто несправедливость, находясь в цветущем возрасте, позволяющем и говорить и действовать; да и Туллий, рожденный от матери-рабыни, не был более благородного происхождения, чем они, и в возрасте имел не слишком большое преимущество, будучи лишь тремя годами старше одного из них, так что они по собственной воле не уступили бы ему царскую власть.

VII. Это дело отличается какими-то другими странностями, о которых было неизвестно тем, кто писал римскую историю, за исключением одного, имя которого я назову немного позже. Ведь рассказывают, что после смерти Тарквиния Туллий, приняв на себя царскую власть, владел ею в течение сорока четырех лет, так что, если во время лишения власти старшему из Тарквиниев-потомков исполнилось двадцать семь лет, то, когда он убил Туллия, ему было бы более семидесяти лет. 2. Но историки сообщили, что он находился тогда в наилучшем возрасте, и, говорят, что он, вынеся Туллия из здания сената наружу, кинул его вниз с высоты. Свергли же самого Тарквиния на двадцать пятый год после этих событий, в тот самый год, когда он, отправляясь в поход, начал войну против ардеатов и вершил все дела самолично: а ведь не было случая, чтобы люди участвовали в войнах, прожив девяносто шесть лет. 3. И после лишения власти он еще не менее четырнадцати лет воевал с римлянами и, как говорят, участвовал в общественных делах, что противоречит общему мнению. И срок его жизни оказывается таким, будто он прожил более ста десяти лет, а о таком долголетии не сообщают и современные нам записи. 4. Некоторые римские историки, понимая, что это нелепо, попытались разрешить несуразицу с помощью других нелепиц, делая не Танаквиль матерью Тарквиниевых детей, но какую-то Геганию, о которой