Через минуту Бизон, скрипя сбруей, лязгая металлом и воняя табаком, бензином и сыромятной кожей, уже устраивался на переднем пассажирском сиденье «БМВ». С избыточной энергией хлопнув дверцей, он разродился цитатой из фильма, на протяжении нескольких последних лет сохраняющего широкую популярность:

— Ну, Славка, показывай мне свою школу! Эгей!

— Я не Славка, — включая передачу, поправил Сиверов, — я Глеб.

Со стороны багажника, не дав Бизону произнести традиционное в таких случаях «очень приятно», послышались глухие удары и сдавленное мычание.

— А это еще что такое? — удивился Бизон.

— Твоя сенсация, — ведя машину, сообщил Слепой. — Не парься, это просто один мертвец не ко времени ожил. Для него могилку отрыли, а он туда не хочет, вот и бузит… А ну, тихо там! — грозно рявкнул он, обернувшись через плечо. — Угомонись, а то и вправду пришью!

«Мертвец» послушно угомонился, издав напоследок звук, похожий на скулеж побитой собаки.

— Тарантино нервно курит, — спокойно констатировал Бизон и, вынув из-под полы тупорылый травматический пистолет, лязгнул затвором. — Умеешь ты, Глеб Батькович, людей убеждать! Так что делать-то будем, как мир спасать?

— Миру на наши проблемы начхать с высокого дерева, — сказал Глеб. — Мир только порадуется, если мы опять с разбега плюхнемся мордой в дерьмо и подставим ему, миру, свое дупло: берите люди, пользуйтесь!

— Это факт, — авторитетно подтвердил Бизон и обернулся через плечо, не то пытаясь проверить, как там его драгоценный чоппер, не то интересуясь самочувствием запертого в багажнике «мертвеца».

Вертелся он напрасно: мотоцикл надежно скрывали темнота и расстояние, а «мертвец» не подавал признаков жизни.

— Пугач свой спрячь, — посоветовал Глеб, — он тебе не пригодится. Твоя задача — дать мне немного времени и отвлечь на себя внимание. Все остальное, вплоть до подшитых к уголовному делу записок «в моей смерти прошу никого не винить», я беру на себя. Ты, главное, пулю не поймай.

— Не собираюсь, — заверил Бизон. — Ловил уже. И скажу тебе, как на духу: приятного мало.

— Острый репортаж? — предположил Сиверов.

— Урус-Мортан, — сказал Бизон. — ВДВ, КТО и тэ дэ, и тэ пэ.

— Ого, — в свою очередь, сказал Глеб и выключил фары.

— Обалдел? — встревожился Бизон. — С дороги слетим, не видно ж ни хрена!

— Мне видно, — сказал Сиверов. И, помолчав, добавил: — ВДВ, ДРА, контузия, светобоязнь… И тэ дэ, и тэ пэ.

Бизон, которому, по всей видимости, надоело раз за разом повторять «ого», промолчал. Когда погасли фары, стало видно, что небо потемнело еще не до конца, и в нем одна за другой начали загораться пока еще неяркие, затмеваемые угасающим светом закатившегося за окоем солнца звезды. Над западным горизонтом повис тоненький серп молодой луны, грунтовая дорога смутно белела в темноте, как сказочная молочная река в берегах из густого мрака. Проехав по ней еще метров двести, Слепой остановил машину.

— Мне нужно двадцать минут, — сказал он, деловито проверяя пистолеты.

— А потом?

Глеб объяснил, что нужно сделать потом.

— Машину жалко, — внимательно выслушав инструкции, заметил Бизон.

— На войне не без урона, — сказал Сиверов. — Извини за высокий стиль, но Россию все-таки жальче. А машина — просто кастрюля с болтами, хотя и немецкая.

— Гут, матка, — сказал Бизон. — Эх, давно не брал я в руки шашек!

— Фары включить не забудь, — открывая дверцу, напомнил Глеб.

— Этого мог бы и не говорить, — хмыкнул Бизон, — я тебе не ты.

Глеб рассовал по местам пистолеты и вышел из машины.

— Ни пуха, ни пера, — сказал ему вслед Бизон.

— И тебе того же, солдатик, — не обернувшись, ответил Сиверов и быстро зашагал по белой, ощутимо дышащей дневным теплом дороге в сторону карьера.

В темноте у него за спиной дважды мягко хлопнули автомобильные дверцы: первый раз, когда Бизон выбрался из машины, и второй, когда он уселся за руль. Коротко протрещал пружинный механизм отодвинутого до упора водительского сиденья, и наступила тишина, нарушаемая только стрекотом насекомых в придорожной траве да противным писком почуявших добычу комаров.

Майор Полынин с мстительным удовольствием прихлопнул на шее едва успевшего совершить мягкую посадку комара, поставил торчком воротник легкой спортивной куртки и как можно плотнее свел вместе его концы, чтобы защититься от кровососов и исподволь подкрадывающейся ночной сырости. Из-за спешки, в которой готовилась и проводилась вся операция, они с Лешкой Бахметьевым напрочь позабыли о такой простой и в то же время необходимой вещи, как репеллент, за что теперь и расплачивались. Промашка была вполне простительная, но досадная: комаров майор ненавидел лютой ненавистью и сейчас остро завидовал напарнику, который мог хотя бы спрятаться от кровососов, наглухо задраив в машине все окна.

Он посмотрел на часы. По его расчетам, если не случилось какого-нибудь форс-мажора, Слепой должен был подъехать уже с полчаса назад плюс-минус десять минут. Вместе с досадой на киллера, который болтался где-то со свежим трупом в багажнике, в душу холодной змейкой закралось сомнение: а может, он вообще не приедет? Судя по установочным данным на этого типа, полученным в ходе подготовки операции, от него можно было ожидать любых сюрпризов. Правда, личные наблюдения, сделанные в ходе общения с агентом Потапчука, наводили на мысль, что информация о высочайшем профессионализме и чуть ли не сверхчеловеческих способностях Слепого, мягко говоря, преувеличена. Но что, если это была игра? Что, если с самой первой минуты знакомства он старательно и очень умело притворялся тем, кого в нем хотели видеть?

Да нет, подумал майор, не может быть. Какого черта, на кой ляд это ему сдалось — кем-то там притворяться? Он столько лет подвизался в роли наемного убийцы, что уже не мыслит себя в каком-то ином качестве. Его куратор, он же постоянный заказчик, выбыл из игры, привычный канал поступления денежных средств перекрыт, а жить этот подонок в темных очках привык на широкую ногу — один только его «БМВ» чего стоит! На протяжении десятилетий оставаясь безнаказанным, он уверовал в свою неуязвимость, а такая вера до добра не доводит. Мысль, что кто-то там, на самом верху, хорошо к тебе относится, неизменно становится первым шагом к крупным неприятностям. И если для рядового обывателя они чаще всего сводятся к финансовым потерям или неудачам в личной жизни, то для профессионального стрелка по живым мишеням это верная смерть.

Вдалеке, там, где противоположный край карьера прорезала наклонная траншея подъездной дороги, возникло туманное световое облачко. Оно мигало, как зарево далекого пожара, то почти совсем угасая, то скачком увеличиваясь в размерах, и майор с облегчением понял, что видит пока еще далекий свет фар движущейся по ухабистой грунтовке машины. Он приближался, и вскоре фары блеснули в темноте двумя пронзительно яркими световыми точками — блеснули, на мгновение скрылись из вида и появились снова, чтобы уже не исчезать. Через мгновение стало видно, что они движутся, следуя прихотливым извивам проселочной дороги, а еще через минуту машина начала спускаться в карьер. Двигалась она медленно, осторожно, будто на ощупь, и, посмотрев на нее в ночной прицел, Полынин без труда распознал в мерцающем призрачным зеленоватым свечением силуэте знакомые очертания кузова «БМВ» седьмой серии — машины мощной, шикарной, но плохо приспособленной для езды по пересеченной местности.