неудобоисполнимым и более, смотря по степени испорченности сердца, — и главное, едва ли не от того, что воспитанники не видят ни требования, ни понуждения[252] от своих начальников и руководителей к исполнению того, что им преподается.

Посему очевидно, что нам весьма много надобно изменить в системе нашего воспитания, как в отношении духовном, нравственном, так и физическом, даже и научном.

Я не считаю здесь нужным объяснять, почему я к понятию о нравственном воспитании прибавляю еще духовное; потому что первого не отвергали и язычники, а о последнем они и понятия не имели; но у нас, духовных, это должно быть главным предметом.

Ежели цель воспитания детей духовного звания должна быть преимущественно духовная, т. е. мы должны руководить и приготовлять детей к тому, чтобы они мало по-малу соделались жилищем Духа Святаго (а без Него духовный-не духовный), то какие бы мы способы и меры ни изыскивали и ни придумывали к тому, мы не можем найти лучше того пути, которым достигали того святые Божие человеки, т. е. молитвою, трудом, смирением и воздержанием, или сказать иначе: образом иноческого жития. Следовая, духовные училища должны быть преимущественно училищами терпения, молитвы, деятельности и смирения. Только тот и может быть достойным пастырем, кто приучен к молитве, деятельности, смирению и терпению. Без сих качеств, каких бы кто ни был огромных дарований и как бы он ни был учен, он будет не более, как кимвал, искусно звяцаяй, или только красивый столп, казующий дорогу, а сам не с места.

Главное же из упомянутых качеств есть молитва; она есть корень прочих и всего доброго. Без молитвы никто ничего истинно доброго не может сделать, а тем менее пастырь.

И потому, прежде всего и более всего надобно приучать наших воспитанников к молитве и приучать, можно сказать, с самой колыбели; ибо опыт показывает, что из неприучившихся к молитве в детстве редкие умеют молиться в зрелом возрасте. И оттого, если в редком из наших воспитанников мы видим молитвенный дух, несмотря на то, что училища не погашают сего духа, то это есть явный знак того, что многие из них не были приучены к молитв в детстве.

Следовательно, первое начало раскрытия духовной стороны в нашем духовенстве зависит не от училищ (ибо в них поступают дети, уже вышедшие из младенчества), а именно от домашнего воспитания.

Как же этому помочь? Говорят: надобно прежде приготовить добрых матерей. Справедливо.

Но прежде, нежели мы можем приготовить добрых жен и матерей для нашего духовенства, мне кажется, можно постановить правилом: ничьих детей (выключая круглых сирот) отнюдь не принимать в училище, если они не будут уметь молиться, т. е. правильно изображать на себе крест и класть поклоны, как следует, и, если не будут при этом знать и читать с толком необходимые молитвы; а от больших возрастом можно требовать и знания заповедей Господних и нескольких важнейших изречений Иисуса Христа.

Требование очень не тяжкое, ибо кто же из родителей не в состоянии этого сделать? А между тем, это заставит озаботиться о детях своих и самых ленивых к молитве и тем может послужить к пользе и им самим, по пословице: уча, учимся.

Всякия же другия меры к тому, по мнению моему, будут полезны не более, как и обыкновенные внушения, предписания, узаконения. А эта мера волею или неволею заставит родителей приучать детей к молитве и приучат заблаговременно; иначе, они будут рисковать тем, что детей их не примут в училище. Впрочем, несмотря на то, что первое начало развития духовной стороны в воспитанниках не входит в круг действий училищного начальства, и оно должно принять и принимать во возможные меры к улучшению и возвышению духовной стороны в воспитанниках своих.

Но какие именно?

На это могут отвечать положительно только люди опытные в восхождениях сердечных. Впрочем, можно указать на некоторые предметы и нам, напр.:

1) гораздо более надобно назначать времени для молитвы в сравнении с нынешним порядком; 2) строго наблюдать, чтобы ученики во всякое время делали поклоны и крестное знамение, как следует, по-монашески; 3) всякое дело начинали бы, перекрестясь;

так называемыя всенощные в зимнее время решительно запретить (это ни к чеми доброму не ведет, а только питает и укрепляет леность); 5) внимательно замечать в каждом воспитаннике дух молитвы, и тех, в коих заметно будет проявление сего духа, блюсти, руководить и поощрять, и если будет возможно, то таковым давать особое помещение (разумеется, не каждому порознь, а нескольким подобным);[253] но отнюдь их не хвалить много, дабы не питать в них гордости. Ленивых же к молитве и всегда на ней рассеянных непременно исправлять всякими мерами; а неисправимых помещать в последнее отделение, несмотря на то, хотя бы они отлично учились. Словом сказать, воспитаники наши, от самого вступления в первое училище и до окончания курса, даже и в академиях, должны быть точно то же, что были и есть ученики у старцев иноков[254], т. е. должны быть послушниками в полном значении сего слова, ибо и они готовятся точно к великому послушанию и к образу жизни иному — духовному, а не мирскому. Это должно простираться даже до покроя и цвета платья; только в одной пище и упражнениях должно быть отступление от иноческого образа жизни. На это мне могут сказать, что если в послушническое платье одевать всех, и даже академиков, то мы можем через то лишиться людей с отличными дарованиями, ибо не всякий захочет носить такое платье. Я бы сказал на это: туда и дорога таковым; кто не хочет носить смиренного платья, тот, значит, горд; а гордым не дается и не дастся благодать, а без благодати пастырь-не пастырь, а наемник.

Заботиться об этом много нечего. Господь, правящий Своею Церковью, будет воздвигать людей смиренных и вместе даровитых. Только надобно нам более верить Его слову, нежели своей учености. Да и притом таких людей надобно немного, ибо скорее можно ожидать беды для Церкви от того, если каждый из окончивших курс в академиях будет человек с большими дарованиями: тогда умствователей и прожекторов не оберешься; а известно, что где много таковых, тут зависть и рвение неизбежны; а где зависть и рвение, ту нестроение и всяка злая вещь.

Можно сказать, велика была бы милость Господня для нашей Церкви, если бы каждая из наших академий в каждый курс свой давала бы ей хоть по одному только мужу, который бы был силен действовать и десными, и шуими, т. е. и духом, и ученостью. А такого числа