Катя увидела собственное фото на экране телевизора. Теперь ее узнает вся Германия. И любой и каждый сможет запросто указать на нее полицейским!

— К другим новостям дням. Глава американского компьютерного концерна «Центурион» Ольга Маккинзи заявила на пресс-конференции, состоявшейся вчера в Лос-Анджелесе, о планах слияния своего предприятия с концерном «Ю-Эс Тэкнолоджи Компани» в конце этого года…

Катя выключила телевизор. Мировые новости ее не занимали. Что ж, придется немного подкорректировать внешность. Она спустилась в холл гостиницы, зашла в парикмахерский салон — и через несколько минут превратилась из блондинки с длинными волосами в коротко остриженную брюнетку. Нет, она не решилась отдаться в руки парикмахера, а приобрела парик, который продавался здесь же. В таком виде, да еще с круглыми солнцезащитными очками, купленными в магазинчике, расположенном в холле отеля, ее вряд ли кто-то узнает. Теперь можно действовать!

Катя снова отправилась на центральный вокзал. На эtot раз ее действительно ищут, она была в этом уверена. Вчера ей повезло, ее никто не задержал. В автомате на вокзале (обращаться к работникам сервис-центра Катя не стала — мало ли что) она распечатала маршрут от Франкфурта до Вольфсбурга. Так, всего одна пересадка. Хорошо, ей это подходит!

И вот снова поезд, снова путешествие. Во второй половине дня Катя уже была в Вольфсбурге. Небольшой городок, тихий и провинциальный. Вскоре она оказалась перед трехэтажным серым зданием с несколькими подъездами. Правильно ли она делает, что обращается к Светке?

Катя припомнила — Храповалова всегда ей завидовала. Сначала ее внешности, затем ее успехам в университете, потом — обретенному внезапно богатству. И вообще, кажется, полиция обещала денежное вознаграждение тем, кто поможет найти преступницу. А что если Светка…

Катя в нерешительности замерла около табло с кнопками звонков. Ага, вот она — Swetlana Chrapowalova. Однако ее фамилия не одна, а в паре с восточным мужским именем. Ну надо же, Светка тоже нашла себе ухажера! С Олесей все ясно — ее Олаф женится на ней, а потом через три года Олеся станет гражданкой Федеративной Республики. Олеся явно запомнила любимую фразу Храповаловой: «Надо работать на перспективу!» и тихим сапом претворяла ее в жизнь. А Светка всегда хотела выскочить замуж за иностранца и получить новый паспорт — все равно, какой, но желательно западноевропейский. И, судя по всему, ее мечты осуществились. И этот господин с труднопроизносимым именем тоже будет не в восторге от визита русской подруги, которая к тому же скрывается от полиции. Так что…

Катя побрела прочь от Светкиного дома. Однако едва она завернула за угол, как налетела на Светку собственной персоной — та шла с грудой свертков и пакетов. Увидев Катю, она переменилась в лице и зашипела:

— Ты что делаешь на улице? А ну пошли!

Пакеты полетели на землю, Светка и Катя бросились подбирать их. Затем Храповалова схватила Катю за рукав и потащила к подъезду. Она открыла ключом входную дверь, они поднялись на второй этаж. Светка воровато обернулась, отомкнула дверь в квартиру и сказала:

— Проходи!

Катя последовала ее призыву и попала в восточное царство. Светка захлопнула дверь и произнесла:

— Как же ты меня напугала! Мне сегодня утром звонила Тарасова. Сказала, что ты была у нее и едешь ко мне. А тебя по всей Германии ищут. Но ты ловко с париком придумала, тебя трудно узнать! Но я же знаю тебя как облупленную, Ипатова, так что тетю Свету не проведешь, я не гамбургская полиция!

Светка положила многочисленные пакеты и свертки на лакированный столик в прихожей и заявила:

— Значит, Олеська тебя выставила вон? Она все так завертела, пыталась меня убедить, что ты сама не захотела у нее оставаться, и вообще, мол, как можно идти против полиции… Я и не подозревала, что наша снежинка Олеся, эта девочка-дюймовочка, такая засранка. Нет, она…

Светка, всегда любившая крепкое словцо, произнесла несколько мужских ругательств. Затем сказала Кате:

— Ну что ты стоишь, я тебя не выброшу, Ипатова. Понимаю, поиграла ты в миллионершу, пора переквалифицироваться в беглую каторжанку. А Тарасова будет молчать, я сумела ее убедить, что ей нельзя звонить в полицию и квакать о том, что ты была у нее и едешь ко мне. Она же не дура, понимает, что если так сделает, то я превращу ее жизнь с зубовиком в ад.

Катя улыбнулась — впервые за целый день. Светка была все та же — боевая, крикливая и задорная. Они прошли в небольшой зал, который был обставлен на восточный манер. Светка вещала:

— Ну, я-то знала, что Тарасова сожительствует с кем-то, хотя она упорно отрицала, что у нее есть друг… Я тоже, в общем, не одна…. Это не то, что я хотела. Но понимаешь, Катюха, влюбилась я в него! В своего Хусейна!

— В кого? — чуть не поперхнулась Катя. В комнате не было стульев, зато везде лежали ковры, подушки, на стенах висело бронзовое оружие.

— Его зовут Хусейн, — провозгласила Светка, проворно опускаясь пышным задом на гору разноцветных подушек. — Да садись ты, сначала непривычно, а потом уже и стульев никаких не надо. Он из Ирака!

Катя едва удержалась от того, чтобы не прыснуть. Надо же, Светка нашла себе Хусейна. А ведь мечтала о французе, немце или голландце.

— Не бойся, он не родственник того Хусейна, багдадского упыря, — сказала благодушно Светка. — Хусейн в Арабии — это как Смирнов в России. Там полно таких! Моего зовут Тарик. Он уже двадцать лет в Германии, у него свой магазинчик по продаже всякой восточной хреновины.

Катя заметила на почетном месте портрет. Вот это да! Усатый человек с благостной улыбкой как две капли воды походил на бывшего иракского диктатора Саддама. А Светка говорит, что ее Хусейн не имеет никакого отношения к нему. Зачем же тогда изображение тирана на стене? Точнее, на ковре?

— А, я тоже сначала решила, что это тиран. Нет, это любимый дядька моего Тарика, просто он очень был в молодости похож на диктатора. А Тарик Саддама ненавидит, он же бежал из Ирака сначала в Иран, оттуда в Италию, а потом осел в Германии. Мы за демократию и парламентаризм. Ну что, жрать хочешь?

Жрать Катя хотела, поэтому Светка провела ее на кухоньку, которая, несмотря на восточный антураж, содержала всю современную технику. Светка вешала:

— Я никак не могу привыкнуть к ихней еде. Поэтому мы пока питаемся отдельно. Он — своим, а я — своим, из «Альди».[20]Ну что, сделать тебе боквурсты[21]с лапшой?

Светка накормила Катю до отвала, затем вздохнула:

— И как это у тебя получается, Ипатова, жрешь, а не толстеешь. А я только клюну немного, так прибавляю три кило за раз. Эх! Хотя моему Тарику нравятся полные женщины. Он сам со мной познакомился в стрип-баре. Ну, я там, в общем, одно время подрабатывала, деньги же нужны, вот для мужиков и раздевалась, сиськами трясла. Он сказал, что я ему очень понравилась. Я в него и втюрилась, как девчонка. И никого мне больше, Катюха, не нужно! Никаких голландцев и прочих шведов. Лучше моего Тарика все равно нет!