Однако миланский репортер “Ассошиэйтед пресс”, который безуспешно попытался взять у Теодора Даваналя интервью на следующий день после убийства его зятя, сообщил, что Теодора и Юджинию видели за обедом с друзьями в шикарном ресторане “Гуалтьеро Маркези”, где оба много и от души хохотали.

Тем временем в особняке на авеню Брикелл следствие шло своим чередом. Утром второго дня Малколм Эйнсли, Хорхе Родригес и Хосе Гарсия снова встретились в кабинете-спортзале, принадлежавшем покойному.

Хорхе доложил, что две горничные и привратник согласились дать свои отпечатки пальцев добровольно.

— А вот миссис Даваналь решительно отказалась. Сказала, что не позволит так унижать себя в собственном доме. И дворецкий, этот Холдсворт, туда же.

— Что ж, дело хозяйское, — криво усмехнулся Эйнсли. — Хотя мне бы очень хотелось иметь отпечатки Холдсворта.

— Я могу попытаться срисовать его пальчики так, что он и не заметит, — вызвался Хорхе. Детективы нередко снимали отпечатки пальцев скрытно, хотя начальством это не поощрялось.

— Нет, в таком доме это чревато, — сказал Эйнсли и затем обратился к Гарсия:

— А что в том старом английском деле на Холдсворта… Там упомянуто, что решил суд?

— Он признал свою вину, суд дал ему условный срок.

— Тогда у них непременно должны быть его отпечатки.

— Это через тридцать три года? — с сомнением покачал головой Гарсия.

— Британцы — народ скрупулезный; наверняка они их сохранили. Так что позвони еще раз своему человеку в службу иммиграции и пусть организуют пересылку отпечатков сюда через компьютер, да быстро.

— Хорошо, сейчас будет сделано, — достав свою рацию, Гарсия отошел в дальний угол комнаты.

— Будем надеяться, хоть это принесет вам удачу, — вступил в разговор Хулио Верона, приехавший несколько минут назад. — Отпечатки на будильнике ничего не дают. Ничего схожего ни у нас в досье, ни у ФБР. Да, между прочим, доктор Санчес хотела бы видеть одного из вас у себя в морге.

В ответ на вопрошающий взгляд Хорхе Эйнсли сказал:

— Мы вместе отправимся туда.

— Он странно умер, этот Мэддокс-Даваналь. Что-то здесь не то, — сказала доктор Сандра Санчес, сидевшая за рабочим столом в своем офисе на втором этаже здания морга округа Дейд на Десятой Северо-Западной авеню. Стол был завален папками и бумагами. Судебный медик Санчес держала перед собой несколько листков, исписанных ее убористым почерком.

— Что именно вам кажется странным, доктор? — поинтересовался Хорхе.

После некоторого раздумья она ответила:

— Смерть не укладывается в те версии, которые вы при мне обсуждали. Это не мое дело, конечно. Я ведь только должна установить для вас причину наступления смерти…

— Бросьте скромничать, Сандра, ваш вклад значительно весомее, мы все признаем это, — перебил Эйнсли.

— Спасибо, Малколм, ободрил. Ну так вот, речь о траектории пули. Ее трудно установить в точности, поскольку изрядная часть черепа была снесена. Однако после изучения его остатков под рентгеном могу утверждать, что пуля вошла под углом в правую щеку, пронзила глаз, затем мозг и вышла чуть повыше лобной кости.

— По-моему, маршрут вполне смертоносный, — заметил Хорхе. — Так в чем же здесь неувязка?

— В том, что застрелить человека подобным образом можно только в упор. Ствол пистолета при выстреле должен был по сути упираться ему в лицо.

— Наверное, все произошло так быстро, что жертва даже не поняла, что случилось, — предположил Хорхе.

— Может, и так, но в это трудно поверить. Перед нами встают в таком случае два вопроса. Во-первых, зачем стрелявший пошел на бессмысленный риск и приблизился к такому физически сильному противнику, как Мэддокс? Во-вторых, как бы быстро ни действовал убийца, Мэддокс чисто инстинктивно должен был оказать сопротивление, но никаких следов борьбы вы не обнаружили. Верно?

— Верно. Ты же сам мне указал на это, Хорхе, — напомнил Малколм Эйнсли. — Но только это еще не все, что вы хотели сказать, Сандра. Договаривайте.

— У меня, собственно, остался к вам один простой вопрос. Вы рассматривали версию самоубийства? Эйнсли помолчал, потом ответил медленно:

— Нет, не рассматривали.

— А какие для этого основания? — пылко встрял Хорхе. — Имеются отчетливые следы внешнего вторжения. Балконная дверь была взломана, снаружи оставлены следы, а главное — нет орудия преступления. При самоубийстве пистолет нашли бы сразу.

— Знаете, молодой человек, у меня со слухом все в порядке, — не менее пылко отозвалась Сандра Санчес. — Я, как уже было сказано, работала здесь рядом с вами более часа и слышала эти аргументы.

— Извините, доктор, — Хорхе слегка покраснел. — Я обдумаю ваш вопрос. Но ведь есть одна очевидная вещь… Когда человек стреляет в себя, на руке всегда остаются частички сгоревшего пороха. Вы их обнаружили?

— Нет, хотя я осмотрела обе руки перед вскрытием трупа, — ответила Санчес. — Впрочем, достаточно хотя бы небольшого знакомства с огнестрельным оружием, чтобы затереть или смыть пороховые ожоги. И отсюда еще один вопрос к вам, Малколм. Не думаете ли вы, что все эти улики могли быть сфабрикованы?

— Это действительно не исключено, — признал Эйнсли. — С вашей подачи мы рассмотрим это дело под иным углом зрения.

— Вот и хорошо, — Санчес удовлетворенно кивнула. — А я тем временем, если позволите, классифицирую этот случай как смерть при невыясненных обстоятельствах.

Среди записок, ожидавших Эйнсли по возвращении в отдел, была одна от Бет Эмбри. Она не подписалась, но Эйнсли узнал номер телефона и сразу же перезвонил.

— Я тут опросила кое-кого из своих старых знакомых, — начала она без предисловий. — И узнала о Мэддокс-Даванале кое-что полезное для тебя.

— Ты просто душка. Бет. Рассказывай скорей.

— У парня были финансовые проблемы, и весьма серьезные. Кроме того, он обрюхатил молоденькую девчонку, и ее адвокат собирался взыскать алименты либо с него, либо с семьи Даваналь, если он будет упрямиться.

Поразительные известия стали поступать с завидной регулярностью, отметил про себя Эйнсли.

— Похоже, он действительно был по уши в дерьме, — сказал он. — Но у меня не идут из памяти слова, что ты сказала при нашей прошлой встрече. Что ты не удивилась бы, если бы Байрон сам наложил на себя руки.

— А что, дело приняло именно такой оборот? — Бет, казалось, и сама удивилась.

— Самоубийство — вполне вероятная версия, но пока лишь версия. Что тебе известно о его финансовых неурядицах?

— В двух словах, Байрон попросту проигрался в пух и прах. Задолжал деньги здешней мафии. Крупную сумму — больше двух миллионов долларов. Они грозились прикончить его или заложить Теодору Даваналю.