Не верилось, что это тот человек, о котором она слышала такое, о чем и подумать-то страшно. Ги-Мла растерялась: перед ней был настоящий любящий отец. Его открытый взгляд и проникновенный голос внушали доверие. Но ведь слухи не появляются на пустом месте.

– Ваш сын – самый лучший муж, – ответила она.

Ее слова не были похвалой для Митверхала, но он и виду не показал.

– Сын растет в моих глазах. Раз он так уважает тебя, значит, чувствует твою внутреннюю силу.

Ги-Мла уже начала тяготиться обилием комплиментов и промолчала, опустив глаза.

– Ты ведь любишь лошадей? – сменил тему Пихомор, – это нехарактерно для Кигилов.

– Очень люблю, – кивнула девушка, – Бикир подарил мне прекрасную лошадь, я назвала ее Мракилией.

Услышав это, Митверхал едва не подскочил от радости.

– Мракилией? – переспросил он, улыбаясь во весь рот, – дочка, да ты словно родилась в этом дворце! Моя собственная дочь не догадалась бы так порадовать отца! Вот увидишь, скоро тебе покажется, будто ты прожила здесь всю жизнь!

Подъемный механизм внутри башни выглядел громоздким и пугающим. Когда Ги-Мла посмотрела вверх, у нее закружилась голова и защемило в животе. Она вцепилась в поручни, стараясь не показывать страх, но подъем действительно занял не больше нескольких минут. После полумрака Ги-Мла зажмурилась от яркого света и Пихомор за руку подвел ее к каменным перилам. Глаза постепенно привыкли и от открывшегося вида у нее захватило дух. Большие дома и маленькие лачужки; острые башенки ослепляющего белизной дворца Челангов; разноцветные витражи дворца Шикиэртов; дворцовые постройки прямо под ними и, конечно, возвышающийся над всем этим Храм с грандиозной статуей Великого Скайларла. Видно даже равнины, простирающиеся за высокими бастионами городских стен на востоке и исполинские шапки деревьев Большого Леса на западе. От боязни высоты не осталось и следа. Ги-Млу охватил восторг, захотелось крикнуть во всю силу легких. С сияющим лицом она обернулась к Митверхалу и тут увидела позолоченные вечерним солнцем заснеженные пики Пырларловых гор. О боги, как они близко! Кажется, протяни руку, и можно играть в снежки. Она задохнулась, не в силах облечь свой восторг в слова. Пихомор с довольным видом ждал, пока она насладится впечатлением.

– Как жаль, что мы не захватили с собой художника, с тебя сейчас только писать портрет, – проговорил Митверхал, отгоняя мысль, как было бы здорово впиться зубами в это гладкое плечико, – я смотрю, тебе понравился вид, дочка.

Она посмотрела на него огромными глазами.

– Очень! Я никогда не была так высоко!

Митверхал облокотился о перила и уставился на горы.

– Люблю бывать здесь, хорошо мечтается, никто не отвлекает. А ты, дочка, никогда не мечтала, чтобы этот город был твоим?

– Нет, – удивилась девушка, – зачем мне целый город?

Ар-Раар слегка приобнял ее за плечи.

– Теперь ты супруга сына Митверхала, пора начинать мечтать о большом.

– Хорошо… отец, – согласилась она, с трудом произнося родное слово по отношению к еще вчера чужому человеку.

Ее внимание вернулось к статуе на Храме. Ги-Мла видела ее лишь снизу, но отсюда она производила совсем другое впечатление. Насколько талантлив был скульптор, создавший это серебряное чудо. А ведь такие же совершенные создания заперты под землей, без свободы и солнечного света. На глаза навернулись слезы. Но Митверхал прав, теперь она не просто Кигилка, она жена Бикира из клана Ар-Рааров, и на нее будут смотреть по-другому. Даже Пайя наверняка согласится принять ее. Так она и поступит – посетит дворец Пахтыхтамайев и поговорит с ней.

– Возвращаемся? – отвлек ее Пихомор, – солнце скоро сядет, все перейдут обратно в зал. Дворец теперь – твой дом, ты сможешь здесь бывать, когда захочешь.

Он протянул руку, и она приняла ее без тени прежней робости. Надо же, каким простым и душевным человеком оказался Митверхал. Насколько все-таки обманчивым может быть представление со слов других людей.

«Она никогда не полюбит тебя, Ксай. Ее семья теперь – Ар-Раары».

***

Торэр в очередной раз наполнил кубок юного приятеля. Они сильно сблизились после Игр, и когда улыбчивый Ар-Раар уехал к себе в Лиир, Ки-Клат вспоминал о нем каждый день. Будущего Преемника Кигилов знал весь город, но настоящих друзей, кроме Торэра и Ки-Пела, он не приобрел, а Ки-Пел в один из дней исчез, не попрощавшись, и никто не знал, в какую сторону он отправился.

– Что загрустил, Ки-Клат? – подтолкнул его Торэр, – все веселятся, твоя сестра сияет, а ты сидишь с похоронным видом.

Ки-Клат отхлебнул вина. Главное – не перебрать. Он не хотел, чтобы на его мрачный вид обращали внимание, но против воли в голове вертелось одно – ему не видать с Мэй-Ланги того счастья, какое досталось Ги-Мле и Бикиру. Женитьба преемника клана и шлюхи – невозможная затея, здесь ничего не поделаешь. Да и отношение Мэй оставалось неизменным, как ни старался он растопить ее сердце. Потому ли, что юный Кигил и правда был ей не симпатичен, или чтобы не питать напрасных надежд, но куртизанка и близко не подпускала его к душе, отчего он чувствовал себя глубоко несчастным. Ки-Клат вздохнул.

– Просто задумался, каким пустым станет дом без Ги-Млы.

Торэр с улыбкой посмотрел на него. Счастливчик, ему, наверное, достаточно вот так улыбнуться, и любая девчонка готова прыгнуть к нему в объятия.

– Не раскисай, дружище. Девчонки на то и девчонки, чтобы замуж выходить. Тебе надо-то всего найти подходящую, привести в дом, и она снова наполнит его радостью, – он наклонился поближе, – и даже криками страсти, а потом – криками младенцев.

Вот это-то как раз и печалило молодого Кигила. Боль вдруг стала непомерной, чтобы носить ее в себе. Если он не поделится с кем-нибудь, то сойдет с ума. Юноша посмотрел на Торэра. Не посмеется ли он? Да и пусть смеется, лишь бы не вместе с близнецами.

– Торэр, давай прогуляемся, – предложил Кигил, – я хотел получше осмотреть дворец, но боюсь один заблудиться.

– Прогулка – самое то, – согласился Торэр, – я столько съел, что чувствую себя фаршированным мосорожком. Пошли, весь дворец мы не осмотрим, но самое интересное я тебе покажу.

Красота цветущего сада прошла мимо молодого Кигила, как и галерея великих Ар-Рааров с огромными портретами и статуями, о которых Торэр вдохновенно рассказывал. Ки-Клат подбирал в уме подходящие слова и собирался с духом. Он пропустил весь рассказ о великих мимо ушей, но, когда они вышли из галереи, сам начал говорить. Он сбивался и путал от волнения слова, так что Торэр порой не понимал и переспрашивал. Но потом слова полились сами собой, и Ки-Клат не мог остановиться, пока не выложил Торэру все, начиная с вечера в покоях Бакара и до сегодняшнего дня. Торэр внимательно выслушал его и присвистнул.

– Угораздило же тебя! И чего ты теперь хочешь?

– Чего я хочу? – вообще-то Ки-Клат полагал, что из его рассказа все достаточно понятно.