Она смотрела на него. Её глаза при тусклом сиянииединственной лампочки казались темно-синими, с черным отливом.

— Идите в комнату, переоденьтесь, если хотите, —посоветовал он, — а я поставлю чай.

Она повернулась и пошла в комнату, так ничего больше несказав. Он наполнил водой чайник, чиркнул спичкой. И снова сел на стул.

Она вышла из комнаты в том же костюме, в котором была.Только сняла колготки, порванные в аэропорту, когда он вталкивал её в машинуГасанова.

— Мне нечего одеть, — просто сказала она. — В«Маэстро Пазолини» не продают пижамы. Хотя, наверно, продают, но я не купилаеё. Придется остаться в этом.

— Садитесь, — предложил он, — сейчас закипитчай.

— Как странно, — села на стул Зоя, — часназад в магазине вы искрились остроумием, а теперь такой мрачный. Или это я навас так действую?

— Нет, просто у меня обычно такое настроение.

— Вы тяжелый человек, а иногда кажетесь таким веселым илегким.

— Это обманчивое впечатление.

В ванной комнате громко капала вода. Он поднялся и, пройдятуда, затянул кран сильнее. Вода перестала капать, и он вернулся на кухню.

— Это действительно было так необходимо? —спросила женщина. — Ночевать здесь, устраивать эту безобразную драку ваэропорту, гонки по шоссе. Все это было нужно?

— Думаю, да.

Он чуть приподнялся и посмотрел из окна на соседний дом.Рядом с домом стоял автомобиль. В ночной темноте трудно было различить егоочертания, но ему показалось, что это была вазовская «шестерка».

— Вы думаете, и здесь за нами будут следить, —поняла его взгляд Зоя, — но никто не знает, что мы здесь.

— Кажется, никто, — согласился он, — за вашейспиной сейчас закипает чай. Чуть отодвиньтесь, я заварю.

— Сидите, — стремительно поднялась она, — ясама заварю чай. Где заварка?

Она открыла кухонный шкаф и беспомощно оглянулась.

— Здесь только стаканы.

— Не может быть, — он шагнул к ней и посмотрел вшкаф. Отдельно стояли соль и перец. Чая нигде не было.

— Придется пить кипяченую воду, — сказал онравнодушно.

Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то дерзкое, но,подумав, промолчала и, достав два стакана, налила в них горячую воду.

— Сахар, между прочим, есть, — достала онанебольшую баночку с ровными кусками рафинада.

— Мне не нужно. Я никогда не пью даже чай с сахаром.

— И кофе тоже? — удивилась она.

— И кофе тоже. Я не люблю сахар. Два стакана быстро запотели,но по-прежнему оставались горячими.

— Честно говоря, — виновато призналасьженщина, — я думала, что мы сумеем поужинать. Я ведь опрокинула на васшампанское и почти ничего не съела.

— У нас есть сало и сыр. Но нет хлеба. Если хотите, явам нарежу, — предложил Дронго.

И, не дожидаясь её согласия, поднялся, чтобы открыть дверцухолодильника. Иначе в маленькой кухне её просто нельзя было бы открыть. Ондостал сало, сыр, разрезал все на неровные части, переложил в тарелку иподвинул к ней.

— Можете есть.

— Спасибо, — она взяла кусочек сала, впиваясь внего своими ровными красивыми зубами.

Он дотронулся до стакана. Все еще горячо.

— Теперь можете сказать мне, где находятсядокументы, — мягко напомнил ей Дронго, — теперь можно. Завтра я поедуза ними один.

Она покачала головой.

— Вы не сможете их найти, без меня.

— Вы их видели?

Она заколебалась.

— Между прочим, речь идет и о жизни Багирова, —терпеливо напомнил Дронго. Она подняла глаза.

— Я должна вам верить, — он не понял, был этовопрос или утверждение. Молча ждал. Наконец она решилась.

— Документы находятся на даче у брата Багирова. Тамдавно никто не живет.

— Где дача?

— В Петрово-Дальнем.

— Вы видели эти бумаги? — снова спросил Дронго.

— Да, — наконец сказала она после заметногоколебания.

— Сколько листов?

— Это папка. Листов сто — сто пятьдесят.

— Вы точно знаете, где её можно найти?

— Знаю.

— Сколько туда ехать?

— Около часа.

Она взяла кусочек сыра.

— Вкусно, — сказала с восхищением Зоя, —давно не пробовала такого.

— Вы просто уже отвыкли от российского сыра, —равнодушно сказал Дронго, — привыкли есть французский рокфор или нечтоподобное. А я вот до сих пор люблю ржаной московский хлеб.

— Ничего я не привыкла, — вдруг возразилаона, — с чего вы взяли?

— Сколько вам было лет, когда вы познакомились сБагировым? — спросил он и сам ответил: — Восемнадцать. Вы были почтиребенком. Не скрою, вы сильно выросли, но в принципе всю свою сознательнуюжизнь вы провели, работая с Багировым. Последние полтора года. Вы сами об этоммне говорили.

— Ну и что? — с вызовом сказала она.

— Ничего. Просто жизнь вы узнали несколько однообразно.Из окон роскошных лимузинов, из лучших номеров дорогих отелей, в самых дорогихресторанах мира. Кроме того, ваш шеф, нужно отдать ему должное, общается нетолько с… представителями преступного мира, но и с президентами, премьерами,министрами, деятелями науки и культуры. Да и сам он очень незаурядный человек.Но его эпоха кончилась. Среди главарей мафии больше таких нет. Им на смену идутдругие — циничные, подлые, готовые на все ради наживы. Я не идеализируюБагирова, просто наряду с отрицательными качествами у него масса положительных.Он умен, чертовски талантлив, романтичен, благороден, как иногда бывалиблагородны карибские пираты, отпускавшие свои жертвы в шлюпках с запасом еды ипитья на три дня. Но его время кончилось. Первое покушение — это перваяласточка. За ней последуют другие. А вы по-прежнему будете считать жизньпрекрасной сказкой и не замечать, как трудно живут остальные. Но только до тогомомента, пока не наступит конец. И тогда будет горькое прозрение. Простите, чтоя так говорю, но меня удивило, что вы поступили в МГУ. Я даже думаю, что вашшеф об этом не знает. Я прав?

— С чего вы взяли?

— Вы не ответили на мой вопрос, так я прав?

— Да, — она положила сыр обратно на тарелку.

— Вы были наверняка отличницей. Я обратил внимание, какправильно вы разговариваете, — сказал Дронго, — большинство вашихсверстниц глупо хихикают или отмалчиваются. Вы умеете спорить, рассуждать, увас прекрасная память. И, наконец, МГУ. Почему вы решили работать секретарем?