– Ну, своих читателей я хорошо знаю, их не так уж и много! –ответила библиотекарша.

– Вы Ольга Ивановна?

– Нет, Елена Николаевна, Ольга Ивановна заболела, тяжело,наверное, не вернется на работу.

– Она в больнице?

– Нет, дома, из клиники ее выписали.

– Адрес не подскажете?

– Ленина, двадцать пять, – спокойно, не проявив никакоголюбопытства, сообщила Елена Николаевна и скрылась в служебном помещении.

Решив не сдаваться, я отправилась на улицу Ленина и нашлапод номером двадцать пять частный дом, очень похожий на нашу избушку вПырловке.

Дверь оказалась незапертой. Выкрикивая на все лады:

– Ольга Ивановна, вы где? – я прошла сквозь сени, кухню,коридор, большую комнату и оказалась в крохотной светелочке. Прямо у входастояла железная кровать, а на ней лежал кто-то, укрытый цветастым одеялом. Я врастерянности застыла на пороге. Перина зашевелилась, из-под нее показалосьмаленькое, с кулачок, личико, похожее на мордочку старой обезьянки.

– Зачем вы кричите? – тихо спросила больная. – Лекарство вонтам, на столике, а шприцы вы должны с собой принести. Чего так рано пришли?Обычно к вечеру укол делают.

– Вы Ольга Ивановна? – тихо спросила я.

– Ну да, – кивнула женщина и с большим трудом села.

Выглядела бывшая директриса просто ужасно: высохшее тело,обтянутый кожей череп, и только глаза, большие, блестящие, свидетельствовали,что она еще жива.

– Вы новенькая? – спросила больная. – Вроде я всех издиспансера знаю.

– Извините, я не имею никакого отношения к медицине, мненужно поговорить с вами.

– Кто вы? Откуда? – Ольга Ивановна принялась лихорадочнозадавать вопросы. – Зачем я вам понадобилась?

Я осторожно села на колченогий стул и попыталась спокойнообъяснить суть дела, но отчего-то взгляд Ольги Ивановны, горячий, лихорадочный,мешал мне сосредоточиться, и я бессвязно залепетала:

– Яна… Леонид Фомин… Соня…

Ольга Ивановна покраснела, потом вдруг сказала:

– Жить мне два дня осталось!

– Что вы! – я попыталась разуверить больную. – Выошибаетесь.

– Врут все, – шептала умирающая, – вот доктор приходит ибубнит: «Милая, операция прошла чудесно», – но я знаю, он просто меня разрезали снова зашил, уже ничем мне не помочь, скоро каюк. И что делать? В бога я неверю…

Я растерянно замолчала. Попытаться убедить бедняжку в том,что она скоро встанет на ноги, было невозможно, уж очень плохо выглядела ОльгаИвановна. Но я все равно попыталась собраться с духом, открыла рот и…

– Лучше молчите, – предостерегла меня Ольга Ивановна, – уж ине знаю, что вас ко мне привело.

Я вот последнюю неделю, как поняла, что помираю, лежала имучилась: ну кому правду-то рассказать, кому? Две подруги у меня есть, да им непокаяться. Священника позвать? Так я некрещеная, а тут вы появились. Может,бог-то и есть, коли он вас послал? Наверно, господь решил дать мне возможностьизлить душу. Может, мне покреститься?

Я невольно поежилась, глаза женщины словно прожигали менянасквозь, даже голова слегка закружилась.

– Вы меня сейчас выслушаете, – неожиданно твердым голосомсказала больная, – не отказывайте, иначе потом всю жизнь мучиться станете, чтоумирающей не помогли, хорошо?

Я кивнула.

– Вот и отлично, – Ольга Ивановна откинулась на подушку, –вот и ладно. Дело давно случилось, я ведь из хороших побуждений действовала, авышло вон чего. Значит, слушайте. У моей мамы была лучшая подруга по имениЛюдмила Михайловна, а у той дочь Соня, она меня старше на несколько лет. Мамамоя рано умерла, и Людмила Михайловна мне очень помогала. Они с Соней бедножили, но мне всегда кусок давали, а тетя Люда порой и деньги совала… Язакончила педагогический и оказалась в Козюлине, воспитательницей в детдоме, пораспределению отправили на два года, отказаться никак нельзя было.

Оля начала работать в Козюлине и буквально через парумесяцев, неожиданно для самой себя, стала заведующей. Спустя полгода посленазначения к ней приехала совершенно неожиданная гостья – Соня, да не одна, асо своими детьми. Оля очень удивилась. Во-первых, тесной дружбы между девушкамине было, Соня всегда снисходительно относилась к дочери подруги матери.

Во-вторых, Оля знала, что Сонечка очень удачно устроила своюсудьбу, она стала женой известного писателя и ни в чем не знала нужды. Поэтомупри виде Сони, дурно одетой и изможденной, Оля изумилась.

– Что с тобой? – воскликнула она.

Соня заплакала и рассказала невероятную историю. Еемуж-писатель наваял ужасную книгу, его выгнали из Союза, он запил… В общем,теперь Соне нечего есть и некуда податься с детьми.

– А мама? – только и сумела спросить Оля.

– Говорит, что пустит меня назад лишь одну, без детей, –всхлипнула Соня, – сделай милость, поговори с ней, а пока пригрей нас.

Оля хорошо помнила добро. Когда она осталась без матери,Людмила Михайловна с распростертыми объятиями принимала ее у себя дома, поэтомуСоню и детей Ольга пристроила у себя. Соню взяли уборщицей, детей оформили навоспитание. Потом, выбрав свободный денек, Оля поехала к Людмиле Михайловне.

– Вы не волнуйтесь, – прямо с порога закричала она, – Соня уменя.

И тут Людмила Михайловна вылила на голову Оли ведроневероятных сведений.

– Соня – дура, – кричала она, – поломала жизнь и себе, имне.

Олечка, разинув рот, слушала всегда вежливую ЛюдмилуМихайловну, а та, даже не пытаясь справиться с собой, выплескивала семейныетайны.