Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вызов в ОВИР
10 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР, а уже 4 июня 1972 года, лишенный советского гражданства, поэт вылетел из Ленинграда в Вену. О своем прибытии на Запад он сам потом написал так: «Самолет приземлился в Вене, и там меня встретил Карл Проффер… он спросил: «Ну, Иосиф, куда ты хотел бы поехать?» Я сказал: «О Господи, понятия не имею»… и тогда он спросил: «А как ты смотришь на то, чтобы поработать в Мичиганском университете?».
Так закончив всего 7 классов средней школы, поэт стал преподавателем в университете (он сменил их несколько – в США и Англии), преподавая историю русской литературы, поэзию, теорию стиха, выступал с лекциями и чтением стихов на международных литературных фестивалях и форумах, в библиотеках разных стран. Как рассказывали его друзья, поначалу Бродский вообще не знал, как надо преподавать. Он регулярно появлялся перед студентами и говорил с ними о том, что сам любил больше всего на свете – о поэзии…
Но в СССР к нему отношение не изменилось. Родители Бродского несколько раз подавали заявление с просьбой разрешить им повидать сына, но каждый раз получали отказ. Когда они умерли, Бродскому не позволили приехать на их похороны. В 1977 году Бродский принял американское гражданство. В 1990 году женился на Марии Соццани, итальянской аристократке, русской по материнской линии.
В 1987 г., в возрасте сорока семи лет, Бродский был награжден Нобелевской премией по литературе «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины». Таким образом, он стал одним из самых молодых лауреатов Нобелевской премии за все годы ее присуждения.
Домой так и не вернулся
Его проза, по крайней мере, а не только поэзия, сделала имя Бродского широко известным миру за пределами СССР. Американским Национальным советом литературных критиков сборник «Less Than One» был признан лучшей литературно-критической книгой США за 1986 года. Вместе с тем усложненность его работ – особенно «позднего» Бродского – отталкивала от него даже некоторых литераторов.
Библиотека Конгресса избрала Бродского Поэтом-лауреатом США на 1991–1992 годы. Незадолго до смерти Бродский решил основать в Риме Русскую академию. Осенью 1995 года он обратился к мэру Рима с предложением о создании академии, где могли бы учиться и работать художники, писатели и учёные из России. Эта идея была реализована уже после смерти поэта. Прожив многие годы за границей, Бродский стал говорить о себе так: «Я – еврей, русский поэт и американский гражданин».
Перестройка в СССР прорвала завесу молчания на родине, произведения Бродского стали, наконец, широко публиковать и в России. В 1995 году поэту было присвоено звание почётного гражданина Санкт-Петербурга, мэр Анатолий Собчак настойчиво приглашал его вернуться. Но Бродский откладывал приезд. Говорят, его смущала публичность такого события. Мешали и проблемы со здоровьем, больное сердце. В оправдание же он говорил: «Лучшая часть меня уже там – мои стихи».
Загадки Бродского
Бродский политикой не занимался и даже когда оказался за границей, всячески избегал делать негативные заявления об СССР. Мало того, он писал стихи, некоторые из которых те, кто пытался создать ему репутацию активного диссидента и противника советской власти, всячески замалчивали и даже заявляли, что они ему не принадлежат.
Прежде всего, речь идет о стихотворении «На независимости Украины», которое Бродский написал после того, как Украина стала участником программы НАТО «Партнерство ради мира». Вот его текст:
Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
Слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
Время покажет «кузькину мать», руины,
Кость посмертной радости с привкусом Украины.
То не зеленок – виден, траченный изотопом,
Жовто-блакытный реет над Конотопом,
Скроенный из холста, знать, припасла Канада.
Даром что без креста, но хохлам не надо.
Горькой вошни карбованец, семечки в полной жмене.
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
С залитыми глазами жили как каторжане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя строго:
Скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря – в мундире,
По адресу на три буквы, на стороны все четыре.
Пусть теперь в мазанке хором гансы
С ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, суп выбирая в чаще,
А курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе – хватит!
Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит.
Брезгуя гордо нами, как оскомой битком набиты,
Отторгнутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом, вашего хлеба, неба
Нам, подавись вы жмыхом, не подолгом не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду,
Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях покопом.
Вас родила земля, грунт, чернозем с подзомбом,
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает, вам, калунам, покоя.
Ой, ты левада, степь, краля, баштан, вареник,
Больше, поди, теряли – больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза
Нет на нее указа, ждать до другого раза.
С Богом, орлы и казаки, гетьманы, вертухаи,
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
Будете вы хрипеть, царапая край матраса,
Строчки из Александра, а не брехню Тараса.
Это стихотворение было прочитано 28 февраля 1994 года на вечере в Квинси-Колледже (США). А когда его опубликовали в 1996 году в газете «Вечерний Киев», то оно вызвало на Украине бурю негодования. Да и у нас некоторые заявляли, что Бродский никоим образом не мог написать это стихотворение. Утверждали, что стихотворение якобы вообще «плохо написано», и Бродский не мог написать такой «слабый текст». В любом случае это стихотворение не было включено в собрание «Сочинений Иосифа Бродского» (СПб., 2001) и в настоящее время доступно только в интернет-версии.
Да, это Бродский!
«Я бы назвал