фотографировали их, а некоторые даже наняли подрядчиков на рытье новых колодцев. Здесь были продавцы из таких отдаленных мест, как Маршалл, звучала музыка и звучали пламенные речи аболиционистов. Эстер видела детей, играющих в прятки, и стояла, наблюдая, как другие маленькие личики радостно улыбаются выходкам танцующего медведя, дрессированной обезьяны и ярко одетых жонглеров, нанятых Галеном. Она сделала мысленную пометку позже вознаградить его за то, что он так блестяще сдержал свое слово.

Единственной неприятной частью было присутствие Фостера и Дженин, но Эстер рассудила, что деньги лишними не будут, и, раз Фостер и Дженин заплатили за вход, она не могла попросить их уйти.

Позже, тем же вечером, когда все разошлись, Эстер поблагодарила хозяек за помощь, затем вошла в дом и рухнула в ближайшее кресло. Она так устала, что не думала, что у нее хватит сил даже подняться по лестнице к себе в постель. Она была бы сейчас очень признательна за одну из ванн Маски, с тоской сказала она себе. Ей было интересно, захочет ли ее муж принять ванну вместе с ней. Ей нравилось быть его пассией. Были ли другие пары так же склонны получать удовольствие в браке, как она и Гален?

Эстер с трудом поднялась. Макси с прислугой убирали территорию. У нее не было намерения сидеть без дела, пока другие работают. Она очень устала, но не настолько, чтобы вести себя так, будто она слишком хороша для того, чтобы помочь. Она нашла своего мужа на улице, разговаривающим с Рэймондом Левеком. На лицах обоих мужчин отражалась серьезность. При ее приближении они оба подняли головы.

— Гален, что-то случилось?

Он кивнул.

— Я только что получил известие о смерти моей бабушки.

Эстер нежно положила ладонь на его руку.

— Мне жаль.

Он посмотрел на нее сверху вниз бесстрастным взглядом.

— Ты не поедешь со мной на похороны?

Она кивнула в знак согласия.

Он взял ее руку в перчатке и поднес к губам.

— Спасибо, — тихо сказал он. — Я попрошу Макси помочь тебе собрать вещи. Мы уезжаем через час.

Усталость Эстер отошла на второй план, когда она помогала Макси и горничным готовить ее к путешествию.

— Я хочу, чтобы вы оставались рядом с Галеном, Чикита. Кое-кто из его окружения сделает все возможное, чтобы довести вас до слез.

Эстер, выбирая ночную рубашку, остановилась и оглядела комнату.

— Почему? Я имею в виду, за пределами очевидного.

— Потому, что вы не принадлежите к его классу, но главным образом потому, что вы его жена, а они — нет. Найдутся те, кто будет ненавидеть вас просто без причины.

— Он настолько ценный приз?

Макси усмехнулась:

— Мы то с вами знаем лучше, но они охотились за ним с самого его рождения. Когда ему было семь лет, его бабушка Вада подписала документы, оформляющие его брак с новорожденной внучкой из известной семьи Нового Орлеана.

— Новорожденной?

— Да, Жинетт, его нареченная, родилась через шесть лет после Галено.

— Жинетт?

— Галено не рассказывал тебе о Жинетт?

Эстер покачала головой.

— Ладно, не волнуйтесь. Вероятно, это потому, что он не счел эту тему достойной обсуждения.

— Он был помолвлен с этой Жинетт, когда мы поженились?

— Если спросить Ваду, то да. Если Галено, то нет.

Уверенный ответ Макси развеял все опасения, которые могли возникнуть у Эстер по поводу этой неожиданной новости.

— Как долго вы рядом с Галеном, Макси?

— С того дня, как он родился. Дедушка Галено привез меня в эту страну. Однажды он зашел в мой ресторан в Бразилии, и ему так понравилась моя стряпня, что он спросил, не хочу ли я переехать в Новый Орлеан, чтобы присматривать за его кухней.

— У меня сложилось впечатление, что вы с островов.

— Я родом оттуда. Я принадлежала испанской семье. Однажды из-за шторма они потеряли свою плантацию тростника и были вынуждены вернуться в Бразилию, чтобы жить с семьей хозяйки. Семья жены не верила в рабство, поэтому хозяин был вынужден освободить меня и еще пятерых человек, которые работали в его доме, или найти жилье в другом месте. Став свободной, я работала на кухнях по всей Бразилии, скопила немного денег и открыла небольшую таверну в Баии. Когда дедушка Галено сделал свое предложение, я согласилась и никогда не оглядывалась назад.

— Каким был Гален в детстве?

— Ужасно сердитым.

— Почему?

— Потому что после смерти родителей он превратился из горячо любимого ребенка в вещь под ногами его бабушки Вады. Она ненавидела его, а он, в свою очередь, ненавидел ее.

— Как бабушка могла ненавидеть своего внука?

— Потому что ее дочь Рут вышла замуж за человека, который не только не принадлежал к их кругу, но и обладал темной кожей и работал руками. Он был судостроителем.

— Это очень почетная профессия.

— Для многих так оно и есть, но для тех, кто унаследовал богатство, как Вада, он с таким же успехом мог быть дворником.

Вошла одна из горничных и сказала, что кучер ждет багаж Эстер, поэтому Эстер пришлось отложить все другие вопросы, касающиеся прошлого ее мужа. Во время поездки Гален почти ничего не говорил, и Эстер уважала его молчание. Долгий день сказался на ней, и вскоре ей стало все труднее держать глаза открытыми. Она почувствовала, что засыпает, когда Гален заставил ее очнуться, усадив к себе на колени. Не говоря ни слова, он нежно прижал ее голову к своей широкой груди и нежно поцеловал в лоб. Она прижалась к нему, когда он прошептал в темноте кареты:

— Поспи немного. Я разбужу тебя, когда мы приедем.

Гален прижимал к сердцу свою спящую жену. Она была самым ценным приобретением в его жизни. Без нее он продолжил бы свой одинокий путь, так и не ощутив свежего дуновения ее любви, овевающего его измученную душу. Он не испытывал чувства вины, признавая, что во многом был рад, что горькое присутствие Вады больше не чувствуется на земле. Она бы не была добра к его Индиго. Она бы придиралась к Эстер, и поощряла бы своих почтенных друзей делать то же самое. Конечно, у него были друзья, которым было бы наплевать на прошлое Эстер, на ее эбеновый цвет кожи или на ее руки цвета индиго, но многие из окружения Вады были бы не так добры — чтобы завоевать расположение Вады, многие были готовы расправиться со своими сородичами, так что он вполне мог себе представить, что они набросились бы на такую невинную женщину, как его жена.

Но Вада была мертва, несомненно, ее задушила ее собственная злоба. Никогда больше ему