Европейцы не только не предложили ей перспективного членства (которое могло быть обставлено массой обстоятельств и переговоры о котором могли длиться десятилетиями), но и в целом отказались от рассмотрения России как полноценной части Европы.

Уже в этот период было бы гораздо правильнее признать Россию естественной составной частью Европы и попытаться объединить потенциалы западной и восточной ветвей европейской цивилизации. Однако сделано этого не было…

Политические безумства России в последнее время – это как раз трагедия великого государства, которое не может ни само стать лидером, ни войти органичным образом в некое ядро государств, открывающих новые горизонты. … Сегодня, я убежден, крайне важно повторять, что значительная часть вины за то, что современная Россия действительно не является Европой, лежит на самих европейцах» [222].

Эти претензии совершенно нелогичны. Видимо, верно сказали американские эксперты, работавшие в РФ в 1990-е гг.: «Политика экономических преобразований потерпела провал из-за породившей ее смеси страха и невежества». Как можно обвинять европейцев в том, что «современная Россия действительно не является Европой»? Ни европейцы, ни сами русские, татары, коми и пр. никогда не думали, что можно и нужно превратить Россию в провинцию Западной Европы. Неужели образованный человек В. Иноземцев не знает природных, культурных, этнических, исторических и других различий между Россией и Западом? Более того, все эти различия резко усилились именно во время Великой трансформации Запада – революционного разрыва с традиционным обществом Средневековья и строительством уникальной системы западного капитализма. Ведь Запад формировал свое самосознание, глядя на Россию как в зеркало. Достаточно прочитать Броделя, Вебера и Маркса, не будем уж поминать русскую литературу.

Здесь даже есть загадка: на что рассчитывали наши либеральные реформаторы, строя свою доктрину на имитации западных институтов? Ведь никто даже не решился взять на себя ответственность и сказать, что он, такой-то, верит в успех этой реформы. Какими доводами подавляли здравый смысл интеллигенции? Поезд ушел! Нельзя быть немножко беременной! Пропасть не перепрыгнуть в два прыжка! Дискурс реформы – утопия, манипуляция и аутизм. В результате из мировой державы, бывшей партнером Запада и в экономическом, и в геополитическом смысле, мы не можем войти в Запад даже на задворках его периферии.

Попытка переделать Россию в Запад, положив в основу реформ неолиберальную теорию, изначально была обречена на провал. Лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Бьюкенен так определил то условие, при котором экономическая теория обладает полезностью: «Теория будет полезной, если экономические отношения распространены в достаточной степени, чтобы возможно было прогнозировать и толковать человеческое поведение. Более того, экономическая теория может быть применима к реальному миру только в том случае, если экономическая мотивация преобладает в поведении всех участников рыночной деятельности» [223, с. 53].

Этих условий в России не было. Но аутистические грезы наяву продолжаются – притом, что наши потрепанные псевдолибералы знают, что 85 % населения требуют прекратить эти бессмысленные попытки и начать восстановление приемлемых структур жизнеустройства. Видного идеолога зашедшей в тупик реформы И.Ю. Юргенса спросили в интервью:

«– Игорь Юрьевич, недавно казалось, что охранительная, изоляционистская позиция одержала уверенную победу и в истеблишменте, и в российском обществе. Насколько верной будет такая оценка сейчас?

– На 85 процентов. Но ведь 15 процентов населения, несмотря на воздействие пропаганды, скажут вам, что – нет, мы европейцы, надо заканчивать эту историю с “укропами”, “фашистами”, нормализовывать отношения с Западом. … Память эта свежа, документы все написаны, люди, которые это осуществляли, все при должностях в экономическом блоке. Многое в наших отношениях с Западом и конкретно с Европой испорчено всерьез и на длительную перспективу, но очень многое можно поправить и начать другую жизнь» [224].

Расхождения во мнениях с 85 % населения небольшая общность (15 %) не желает обсудить в общественном диалоге и попытаться найти компромисс. Уповают на то, что «люди, которые это осуществляли, все при должностях в экономическом блоке».

Такое отношение к реальности нашей гуманитарной и обществоведческой элиты говорит о глубоком мировоззренческом кризисе российской интеллигенции. Геоpгий Флоpовский писал о русских либералах-западниках: «Им не пpиходит в голову, что можно и нужно задумываться над пpедельными судьбами евpопейской культуpы… Их мнимое пpеклонение пpед Евpопой лишь пpикpывает их глубокое невнимание и неуважение к ее тpагической судьбе». Это мы снова наблюдаем в России.

Что значит – стать частью западного капитализма? Ведь этот капитализм – сложная культурная система, результат катастрофической мутации, начавшейся с Реформации и переросшей в макрореволюцию, маховик которой не остановлен – он недавно породил две мировые войны, глобальные проекты фашизма и «золотого миллиарда», мировые финансовые кризисы и потепление климата, «цветные революции» и международный терроризм.

К. Поланьи, описывая в книге «Великая трансформация Запада» процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке» – главные идеи нового жизнеустройства были приняты народом. Он писал: «Вера в стихийный прогресс овладела сознанием масс, а самые “просвещенные” с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процессов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого саморазрушающегося механизма» (см. [225]).

В России, которую в конце ХIХ в. втягивали в подобную трансформацию, произошла революция с целью избежать такой «всенародной стройки». Она отсрочила ее на целый век и продолжает ее тормозить. По всем признакам и сейчас эта идея вовсе не «овладела сознанием масс» – так как же горстка наших неофитов-«либералов» собирается загнать в эту мясорубку 85 % населения? Какая антиутопия! И ведь при этом реформаторы и не собираются принимать «предупредительные контрмеры, чтобы ослабить действия этого саморазрушающегося механизма».

Сейчас, когда мы втягиваемся в кризисы на нескольких фронтах, а внутри страны не имеем площадки для диалога, надо срочно зафиксировать целый ряд принципиальных положений, чтобы можно было обдумывать альтернативы направлений движения. Без этого невозможен будет не только мир, но и перемирие. На нашей национальной повестке дня снова стал приоритетным вопрос о формате и механизмах отношений и с Западом, и с Востоком. Но для этого надо прояснить образ нашего желанного будущего. Кто мы? Откуда? Куда идем?

Советское и постсоветское обществоведение было несостоятельным в предвидении и анализе тяжелого кризиса, в который мы погрузились. Мы и сейчас слишком медленно движемся в понимании происходящего и не фиксируем принципиальные для нас теоремы и выводы. То, что Запад нас к себе не впустит, стало очевидно уже к концу 1990-х гг. Но беспристрастной и хладнокровной рефлексии в этом изменении нашей картины мира не было до сих пор. Дискуссии на эту тему принимают форму низкопробного шоу. А ведь можно было