рублей, увеличившись за год вдвое. Суммарно это составило 125 трлн, или более 200 % по отношению к обороту всех отраслей экономики. Налицо очередной результат слепого копирования пороков американской финансовой системы – громадный “мыльный пузырь”…

Замечу, что все приведенные выше исходные данные размещены в официальных различных документах различных организаций, министерств и ведомств. Однако ни одного сводного среди них, где приводились бы результаты сопоставления показателей, хотя бы те, которые изложены в статье, обнаружить не удалось.

Сложилось впечатление, что макрофинансовым анализом в стране никто официально не занимается.

На всякий случай я опросил нескольких специалистов в области финансов, среди которых были и официальные лица, известно ли им прошлогоднее соотношение продаж на фондовых рынках страны с оборотом в российской экономике. Оно составило, как показано выше, более 200 %. Увы, никто об этом не знал, а среди публикуемых Центробанком показателей эти сведения отсутствуют. Хотя именно ЦБ и Минфину вменено в обязанность контролировать финансы страны и их обращение. Ведь это не частный, а государственный ресурс, фальсификация которого не должна вообще допускаться властями» [231].

Какую же роль играла в анализе и прогнозировании этой «капитализации» армия экономистов и экспертов? Их клиенты и работодатели лезли в омут, а они их подталкивали. Вот характерная выдержка из сообщения агентства РБК от 11 сентября 2008 г.: «Вложения в российские акции на текущих уровнях могут оказаться сверхприбыльными, считает старший аналитик Альфа-банка Ангелика Генкель. …Аналитики ФК “Уралсиб” также считают, что сейчас самое время покупать российские активы, хотя и с оглядкой. …“Сохранение или увеличение позиций в акциях после такого резкого обвала должно быть щедро вознаграждено доходностью на горизонте порядка шести месяцев”, – заключают все те же эксперты ФК “Уралсиб” на сайте Quote.ru» [232].

Как известно, после этих предсказаний спад на фондовом рынке продолжился.

М. Гельман продолжает свой рассказ об этой редкостной афере: «Согласно данным Центробанка, финансовые показатели 1124 действующих российских кредитных организаций, исключая Внешэкономбанк, на 1 августа 2008 года, то есть с началом обвала цен на нефть, выглядели следующим образом.

При собственном капитале в размере около 3,023 трлн рублей сумма привлеченных банками средств составила около 14,77 трлн рублей. Итого своих и чужих денег на 1 августа оказалось почти 17,79 трлн рублей. Из них выдано кредитов и размещено средств в других организациях на сумму свыше 17,341 трлн. Кроме того, на покупку акций и другие формы участия в чужом капитале банки затратили свыше 3,11 трлн рублей. Однако сегодня из-за обвала котировок продавать акции придется с громадными убытками.

Получается, что на 1 августа банки разместили на стороне 20,45 трлн рублей, то есть на 2,66 трлн рублей больше, чем имели своих и чужих средств, или на 5,68 трлн больше позаимствованных чужих. Возник дефицит платежного баланса, что увеличило дефицит денежного обращения…

Таким образом, можно резюмировать следующее. Почти все российские банки, уподобляясь многим западным, проводили путем выдачи кредитов, не обеспеченных соответствующими банковскими активами, по сути, эмиссию фальсифицированных безналичных денег. Хотя денежная эмиссия – исключительная прерогатива Центробанка» [231].

Вывод очевиден. В 1990-е гг. государство, согласно разработанной почти за 10 лет доктрине реформы, демонтировало защитные механизмы, которые придавали экономике и финансовой системе СССР кризисоустойчивый характер, и не выстроило альтернативных защит. Россия, резко ослабленная кризисом 1990-х гг., оказалась полностью раскрытой и беззащитной против «импорта» чужих кризисов.

Это особенно резко проявляется в периоды неопределенности (турбулентности развития ситуации). Даже мощная государственная корпорация может столкнуться с угрозой оказаться несостоятельным заимщиком. Вот эпизод 2014 г.: «Долларовая капитализация “Роснефти” упала ниже $55 млрд, которые компания потратила в 2013 году на покупку ТНК-BP, сообщает Bloomberg. Рыночная стоимость компании на Московской бирже составляла 2,47 трлн рублей (около $50 млрд по текущему курсу). Капитализация на Лондонской бирже равнялась $49,4 млрд. Из-за покупки ТНК-BP “Роснефти” пришлось значительно нарастить свой долг. В настоящее время ее задолженность перед банками и держателями облигаций составляет около $60 млрд. Отношение долга к выручке у “Роснефти” является самым высоким в мире среди нефтяных мейджоров после бразильской Petroleo Brasileiro, пишет Bloomberg» [233].

Перейдем от состояния финансовой системы ко второму разделу доктрины реформы – сворачиванию отечественного производста и научно-технической деятельности. Вот рассуждения упомянутого выше В.А. Найшуля (он приписывает себе честь изобретения ваучера для приватизации). В важной книге 1989 г. он пишет: «Чтобы перейти к использованию современной технологии, необходимо не ускорить этот дефектный научно-технический прогресс, а произвести почти полное замещение технологии по образцам стран Запада и Юго-Восточной Азии. Это возможно достичь только переходом к открытой экономике, в которой основная масса технологий образует короткие цепочки, замкнутые на внешний рынок. Первым шагом в этом направлении может стать привлечение иностранного капитала для создания инфраструктуры для зарубежного предпринимательства, а затем – сборочных производств, работающих на иностранных комплектующих» [234, с. 441–454].

Планы приватизации в СССР (условия плана, который огласил В.А. Найшуль), вырабатывались тщательно, и подставные кадры собственников были готовы. Без шума скромный аспирант Каха Бендукидзе «купил на ваучеры» «Уралмаш», а столь же скромный научный работник Б.А. Березовский – Омский нефтеперерабатывающий завод и т. д.

Сам Бендукидзе в его интервью газете «Файнэншл Таймс» от 15 июля 1995 г. откровенно говорит: «Для нас приватизация была манной небесной. Она означала, что мы можем скупить у государства на выгодных условиях то, что захотим. И мы приобрели жирный кусок из промышленных мощностей России. Захватить “Уралмаш” оказалось легче, чем склад в Москве. Мы купили этот завод за тысячную долю его действительной стоимости» («Голос Родины», 1995, № 22.). Скромничает этот «новый русский» – не за тысячную долю купил, а в сорок раз дешевле, заплатив (кому-то) за «Уралмаш» 1 миллион долларов – во много раз меньше годовой чистой прибыли. «Уралмаш» распродавали по кускам, на металлолом. Каха Бендукидзе отделался от остатков «Уралмаша» в 2007 г.

Вот что пишут о состоянии этого «завода заводов» сейчас: «20 лет назад на уралмашевском оборудовании добывали из недр три четверти российской железной руды и четыре пятых нефти, разливали две трети стали и выпускали все до одного железнодорожные рельсы. В войну отсюда выпустили 6 тысяч танков. При Брежневе на “Уралмаш” приходится львиная доля рынка паровых турбин и строительного оборудования, его продукция поставляется в 42 страны мира. К 2006 г. гигант ужался до группы станочных цехов со сборочной лентой и персоналом в 3 тыс. человек…

А когда гиганты сокращают объёмы производства, предприятия поменьше валятся по принципу домино. Например, остановка некоторых цехов “Уралмаша” уже вызвала закрытие “Завода бурового и металлургического оборудования”. А в Екатеринбурге ходят слухи, что к 2018 г. гигант вовсе закроется» [235].

В 1980-е гг. на «Уралмаше» работали 37 тыс. человек. Сейчас 3–4 тыс., текучесть