Как считают специалисты, несмотря на ряд огрехов, во многом этот труд являл собой концентрированное выражение политической философии японского евразийства, признанным лидером которого Коноэ вскоре и стал.

…Здесь следует иметь в виду, что в отличие, например, от российского евразийства, для японского никогда не было вопроса о выборе между «почвой» и «кровью» — основополагающими постулатами, на которых зиждятся многие геополитические конструкции. Дело в том, что в силу мононациональности самого государства, интересы как последнего, так и самого японского этноса совпадали. Однако при первых же шагах японского евразийства в авангарде внешней экспансии Страны восходящего солнца уже только в азиатском регионе автоматически привели в действие неминуемо неизбежный антагонизм — преследуя цель установления собственной монополии пути сообщения к источникам сырья, от которого объективно и в решающей степени зависит Япония, доминирующая в японском евразийстве этнократическая идея незамедлительно вылилась в осужденный впоследствии Токийским трибуналом варварский геноцид населения оккупированных Японией азиатских стран, которое, между прочим, японские евразийцы мечтали объединить под «одной крышей сопроцветания»…

Никому в мире не дано избежать сурового влияния главного, Высшего Закона Высшей Мировой Геополитики, суть которого (вкратце) такова: монополия пути сообщения автоматически предполагает и монополию заселения, причем столь непреложно, сколь и непреложна монополия заселения автоматически предопределяет владение тем, кому она принадлежит, также и монополией пути сообщения. От того, какими путями, методами и средствами была установлена та или иная монополия, напрямую зависят и последствия для другой. Если все начиналось с военных действий, то абсолютно неизбежен кровавый исход, особенно же для монополии заселения, а в обратном исчислении — абсолютно неизбежна народная война…[26]

Путь Коноэ к вершинам японского политического Олимпа был стремительным — в первой половине 20-х годов прошлого столетия он уже являлся депутатом парламента, с 1926 г. стал председателем его верхней палаты (палаты пэров). Для тогдашней Японии это было совершенно неслыханным делом: в 35 лет — и председатель верхней палаты парламента! С одной стороны, принцу удавалось обзаводиться противоположными связями на различных полюсах политической жизни Японии: от являвшихся «образцом» националистического экстремизма «молодых офицеров» до либералов, в т. ч. и левых, не исключая даже просоциалисти-ческого и даже промарксистского толка, от тайных обществ специфически японского толка до интеллектуалов всех мастей, но преимущественно евразийской ориентации. С другой — он становился все более и более убежденным сторонником проповедовавшегося К. Хаусхофером тройственного геополитического альянса Берлин — Москва — Токио, ориентируясь на союз с СССР, который рассматривал не как «страну Коминтерна», но как континентальную данность евразийства, ориентированную против Великобритании и США. Это он считал одним из важнейших залогов успеха в создании «единой сферы сопроцветания Великой Восточной Азии» — главной геополитической задачи империи. Таким своим поведением на политической сцене страны Коноэ, стремясь к вершинам власти, по сути дела пытался гомогенизировать (т. е. привести в однородное состояние) всю политическую структуру Японии вокруг одного стержня, фактически на грани известного из европейской истории принципа «одна нация — одна партия — один фюрер», за что его не раз критиковали.

…Но при всем этом именно при правительстве Коноэ произошли два самых крупных военных столкновения Японии с СССР: в 1938 г. — на озере Хасан, в 1939 г. — на Халхин-Голе. Теневая сторона этих событий до сих пор оставляет немало оснований для размышлений: то ли Коноэ специально дал японским сухопутным силам возможность получить убедительный советский ответ — ведь именно сухопутная армия все время жестко требовала вооруженной экспансии на Север, в то время как сам Коноэ был убежденным сторонником южного направления экспансии, — то ли еще что-то, вовсе неведомое, неподвластное никакому анализу, во всяком случае при современном уровне знаний?!

Но вот что любопытно — когда в 1941 г. третий кабинет Коноэ свалил ярый сторонник северного направления экспансии генерал Тодзио Хидэки, то даже он ничего не смог поделать с тем, что вся японская военная мощь была подготовлена к прыжку на юг, в результате которого Пёрл-Харбор стал реальностью…

Вот такому политическому деятелю Японии в конце мая — начале июня 1937 г. было поручено сформировать новое правительство страны. Тот же Рихард Зорге отмечал в своих официальных корреспонденциях во «Франкфуртер цайтунг», что «уже одно его сформирование (правительства Коноэ. — A.M.) облегчило чрезвычайно запутанное внутриполитическое положение и приблизило разрядку. У него лучше, чем у других правительств, перспективы справиться с будущими трудностями. Оно не рассматривается как переходное правительство. Оно представляет самую перспективную в данный момент попытку внутриполитической концентрации сил, направленную на то, чтобы решить большие военно-хозяйственные задачи, которые ставит перед любым японским правительством напряженное международное положение».

А дальше начинается совершенно удивительное. Дело в том, что подготовка к прорыву Коноэ во власть, т. е. на пост премьер-министра, началась в ноябре 1936 г. — именно тогда его друзья и поклонники, среди которых был и Одзаки Ходзуми, создали Общество Сева, которое стало заниматься выработкой различных рекомендаций по проблемам внутренней и внешней политики Японии для будущего премьер-министра.

Здесь необходимо иметь в виду, что японские евразийцы в то время и так были представлены в верхнем эшелоне политической элиты хотя и немногочисленной, но очень влиятельной группой лиц, мощь политического потенциала которых проистекала из опоры на придворные круги, которым симпатизировал и сам японский император Хирохито (Сева) — между прочим, кузен Коноэ. Отсюда и название Общества, и специфика представленных в нем интеллектуалов — почти поголовно все были евразийцами.

Кроме того, ноябрь 1936 г. — это время подписания пресловутого Антикоминтерновского пакта, о специфической, фактически теневой антианглосаксонской ориентированности которого уже не раз тоже говорилось.

И, наконец, дело еще и в том, что за несколько месяцев до создания Общества Сева, после подавления февральского 1936 г. мятежа военных, уже тогда всеми оценивавшийся как способный консолидировать все политические силы страны, Коноэ наотрез отказался возглавить правительство Японии, пренебрегнув тем самым пожеланием самого императора, что в Стране восходящего солнца не принято. Почему же он за несколько месяцев до этого отказался, а спустя эти же самые месяцы и чуть более чем за полгода до майско-июньских событий в СССР и Германии вдруг начал готовиться к броску во власть? Складывается впечатление, что это отнюдь не случайное явление.

…Надо сказать несколько слов о мятеже японских офицеров в феврале 1936 г., т. к. эхо этого мятежа смыкается с темой нашего расследования. Прежде всего следует отметить, что наиболее точный и всесторонний анализ этого мятежа, его причин, движущих сил и последствий в обрамлении японской специфики во всем мире дал именно Рихард Зорге — и как журналист, и как разведчик. Им были опубликованы несколько статей на эту тему в различных печатных изданиях Германии, с которыми он по прикрытию имел соответствующие контракты: подписанная инициалами «R. S.» статья «Армейский мятеж в Токио» была опубликована в марте 1936 г. в журнале Карла Хаусхофера «Цайтшрифт фюр геополитик» (это была наиболее подробная статья), а в берлинской «Борзен цайтунг» и «Франкфуртер цайтунг» были опубликованы примерно аналогичные статьи, но в апреле 1936 г. Опубликованная в журнале Хаусхофера статья оказалась частично воспроизведенной на страницах «Правды» в начале апреля 1936 г., причем с подачи Карла Радека, а 15 апреля «Известия» (главный редактор Н. И. Бухарин) перепечатывают статью из «Борзен цайтунг». Казалось бы, совершенно невинное дело, наподобие того, что в свое время делал очень популярный еженедельник «За рубежом».