Все это были рассуждения весьма сомнительного свойства. В одном Старый не сомневался ни секунды: шансов выйти из этой квартиры живым у него мало. Но, если корчить из себя пионера-героя, этих шансов не останется совсем, и он умрет быстро, буднично и грязно, как прихлопнутый свернутой газетой таракан. Кем бы ни был сидевший на столе человек, жизнь майора ФСО Кулакова для него явно ни черта не стоила, и с этим немаловажным обстоятельством следовало считаться.

— Не ломайся, майор, — вторя его мыслям, сказал Дорогин. — Ты же профессионал и должен знать, что рано или поздно говорить начинают все. И срок этот, как правило, зависит не столько от силы воли того, кого допрашивают, сколько от умения того, кто ведет допрос. Ну, и еще от желания получить необходимую информацию. Так вот, желание у меня есть, и спрашивать я умею.

Насчет допроса он говорил чистую правду. И потом, Старый не видел причин, по которым ему следовало терпеть побои и психологическое давление. Было бы из-за чего! Вернее, из-за кого. Ведь, что бы ни говорил шеф, действовали они явно на свой страх и риск, занимаясь откровенной, никем не санкционированной отсебятиной. Потому что, когда такие вещи делаются по приказу свыше, операция заранее прорабатывается до мельчайших деталей, и участвуют в ней отнюдь не два человека. Двоих маловато для того, чтобы и наблюдение обеспечивать, и связь поддерживать, и в перестрелках, пропади они пропадом, участвовать. Ну, мало двоих, мало! Он говорил об этом шефу, но тот, как водится, и слушать не стал, только зыркнул рыбьими своими глазенками, цыкнул зубом, как голодный упырь, сказал: «Выполняйте», — и был таков. А результат — вот он, налицо: один уже остыл, другой связан по рукам и ногам, вся операция засвечена, журналистка как в воду канула, диск этот дурацкий с липовым интервью вообще неизвестно где…

— Ладно, — сказал Кулаков, все взвесив и приняв решение. — Что я с этого буду иметь?

— Ты еще поторгуйся, — с ленцой отозвался Дорогин. — Можно подумать, у тебя есть выбор. Сначала поглядим, что напоешь, а потом решим, что с тобой делать.

— Я не так уж много знаю, — предупредил Старый.

— Не сомневаюсь.

— Что, конкретно, вас интересует?

Дорогин усмехнулся, про себя отметив это «вас» как добрый знак. Все-таки люди порой бывают чертовски наивны и доверчивы, даже если получают жалованье в Федеральной службе охраны. Пугнули его собственной безопасностью, а он и поверил — вон, уже и на «вы» обращается… Потому и поверил, что у него просто не укладывается в голове, как это одиночка, не облеченный никакой властью и не наделенный официальными полномочиями, может пойти против организации, у которой и власти, и полномочий хоть отбавляй.

— Ты пой по порядку, с самого начала, а я послушаю, — сказал он. — Мне тоже кое-что известно, так что учти: соврешь хоть словечком — пристрелю без предупреждения, как бешеного пса.

— Закурить дай, — попросил Старый.

Сергей зажег сигарету и, наклонившись, вставил ее в разбитые губы пленника. Майор с наслаждением затянулся, выдохнул облако дыма и начал говорить.

* * *

На кухне горела только встроенная в навесной шкафчик лампа, предназначенная для освещения рабочей поверхности. Свет был неяркий и уютный: он продолговатыми бликами отражался в стеклянных боках стоявшей на обеденном столе узкогорлой бутылки и двух пузатых бокалов. Ощущение дружеских посиделок усиливалось сгустившимися за окном синими сумерками, которые при взгляде из освещенной комнаты казались черными, как битум, и табачным дымом, который густыми слоями лениво плавал и клубился под лампой.

— Грустно, — сказала Тамара, задумчиво покачивая бокал, на донышке которого плескалась лужица коричневатой, похожей на заваренный чай жидкости.

— Почему тебе грустно? — поинтересовалась Варвара Белкина.

Как и Тамара, она уже была слегка подшофе, и потому вопрос прозвучал довольно агрессивно. Тамара, впрочем, не обратила на эту невольную агрессию никакого внимания, и Белкина не стала извиняться.

— Выходит все-таки, все мужики на самом деле сволочи, — поделилась наблюдением Тамара. — И это, согласись, грустно.

— А ты думала, что твой Дорогин — принц на белом коне? — непослушными пальцами выковыривая из пачки сигарету, хмыкнула Варвара. — И потом, при чем тут сволочь? Почему обязательно сволочь? Человек в поте лица своего зарабатывает на хлеб с маслом… тебе на тряпки зарабатывает, между прочим. А ты — сволочь… Впрочем, тебе виднее, ты его лучше знаешь. Не нравится — мне отдай, я возьму с удовольствием. Может, конечно, и не сказочный принц, но на фоне прочих самцов очень даже ничего…

Тамара молча протянула через стол кукиш. Белкина оттолкнула кукиш от своего лица, заставив Тамару качнуться на стуле.

— Ишь, чего захотела, — сказала Тамара. — И не надо меня ронять. Думаешь, если ты меня сейчас укокошишь, он сразу тебе на шею бросится?

— В том-то и дело, что бросится, — вздохнула Белкина. — И придушит на месте. А мне еще пожить охота. Хоть и не замужем, а все же…

Не договорив, она вяло махнула рукой с длинными, тщательно ухоженными и очень дорогостоящими ногтями.

— Давай-ка лучше выпьем, — предложила она.

— Не буду, — отказалась Тамара, — я уже окосела. Или буду? Нет, не хочу. Может, потом.

— Потом суп с котом, — деловито сообщила Белкина, чиркнула зажигалкой и стала сосредоточенно ловить кончиком сигареты колеблющийся язычок пламени.

— Ну, и где же он тогда, если такой хороший? — с обидой спросила Тамара, которая явно не находила в себе сил отказаться от избранной темы разговора.

— В Караганде, — объявила Варвара, самокритично отметив про себя, что сегодня вечером ее тянет на избитые афоризмы и затасканные рифмы. Раньше она за собой такой склонности не замечала, а потому решила, что во всем виноват коньяк, реквизированный ими из бара в гостиной. — Я ж тебе сказала: работает он!

— Где?

— Ну, как это — где? Гм, где… На работе, надо полагать!

Из прихожей послышалось характерное царапанье ворочающегося в замке ключа.

— О! — воскликнула Варвара, весьма довольная тем, что возвращение Дорогина избавило ее от необходимости в третий раз пересказывать с самого начала вранье, половину которого она уже, грешным делом, успела позабыть под воздействием коньяка. — Вот и он. Легок на помине! Вот у него и спрашивай. Вот он пускай теперь перед тобой и отчитывается, где был и что делал…

Механизм замка дважды негромко щелкнул, и стало слышно, как дверь сначала открылась, а потом закрылась за вошедшим. Тамара порывисто привстала с табурета, но тут же снова села, напустив на себя гордый, обиженный и неприступный вид. «Ну, это ты зря», — подумала Варвара, но промолчала: им виднее, милые бранятся — только тешатся.

Было слышно, как Дорогин возится в прихожей, снимая пальто и обувь. До Варвары только теперь дошло, что означает его возвращение. Означало же оно, по идее, что ее неприятности позади, и она может спокойно возвращаться домой. Белкина робко обрадовалась, но тут же сурово себя осадила: в конце концов, Дорогин тоже не железный и не нанимался круглые сутки торчать в ее квартире, дожидаясь неизвестно чего. Для этого в агентстве есть целый штат оперативников, а его, между прочим, дома дожидается жена, с которой он давненько не виделся, по которой соскучился и которую благодаря Варваре обидел, не встретив на вокзале…