Жила бы! Цепляясь за жизнь когтями и клыками, не позволяя никому заподозрить наличие болезни. И – обессилев в неравной борьбе с нею. Но Саломее все равно не жаль эту женщину.

– Центр закроется. – Аполлон, до того момента хранивший молчание, заговорил. – Анна умерла. Евдокия решила уйти после того, что случилось. И Павел…

– В этом доме много зла, – подтвердил Павел. – Нас наказывают за самоуверенность.

– И ты вряд ли захочешь работать…

Закрытие Центра – удачно все совпало. Месяц-два – и никто и не вспомнит об «Оракуле», который помогал решать клиентам проблемы весьма радикальными методами.

– Судьба, – подвела итог Рената и поднялась.

Ее семья подчинилась команде. Евдокия поспешила к выходу, теряя позолоту с туфель. Павел уныло побрел следом. И лишь Аполлон остался на месте.

– Я позже вернусь.

– Конечно, дорогой.

Он что, планирует остаться здесь? На время – или вообще?

– И мне пора. Спасибо, что позволили осмотреть комнату. – Муромцев вспоминает о предлоге, который объяснил бы его присутствие, и его неумелая игра режет глаз и слух. – Если возникнут вопросы, то…

– Конечно. Буду рада помочь.

Аполлон оценивает ситуацию по-своему. И когда в опустевшем – слишком большом для двоих – зале наступает тишина, он спрашивает:

– Он тебе нравится? Этот мент?

Игра в ревность. И – должно последовать признание. Раскаяние. Что еще? Томный взгляд, от которого Саломея должна растаять? Ей не таять хочется, а взять блюдо потяжелее и опустить его на макушку Аполлона – со всего размаха. Вот же сволочь… этак и в людях разувериться недолго!

– Он милый. – Саломея старательно улыбается.

– Ты ему приглянулась. Если, конечно, приглянулась именно ты.

Немного медовой подлости – на закуску.

– Зачем ты остался?

Саломея надеялась: не для того, чтобы подсыпать ей яду. Для яда еще рановато. И планы – если, конечно, Далматов не ошибся – у Аполлона другие.

– Чтобы поговорить… те наши встречи были… не такими. – Он делал паузы между фразами, хорошо, хоть не прижимал руки к груди и глаза не закатывал – для пущего романтизма.

– Наверное, потому, что ты врал.

– Когда?

Саломею так и тянуло ответить: практически – всегда, но правила игры нельзя нарушать.

– Когда говорил, что тебе нужна помощь. Целое представление разыграл. И я поверила.

Аполлон нахмурился. Оправдываться начнет?

– Ты меня неправильно поняла.

Неужели?

– Мне и правда нужна была твоя помощь. Я не лгал…

Только недоговаривал – слегка. Случается – со всеми.

– …и очень испугался, когда ты исчезла… Ты очень дорога мне. – Аполлон потянулся к ее рукам, и Саломея убрала их за спину. Прикоснуться к этому человеку ее не заставят! – И то, что произошло тогда… я был не прав. Я думал лишь о себе! И судьба меня наказала. Наша встреча – разве она не знак свыше? Столько лет мы были разлучены!

Господи, до чего же скучно…

– Но теперь у нас появился шанс.

– Ты женат. – Саломея едва не сказала «ты замужем», поскольку мужчиной в этой семье определенно была Рената.

– Это ничего не значит. Рената не будет против нашего развода. Она… она готова принять тебя в семью.

Какая высокая честь! Даже обидно, что придется ему отказать.

– Мы с ней всегда были лишь друзьями. Понимаешь? И Рената будет рада, если у нас что-то получится. Ты ведь дашь мне шанс?

О да, шанс ему Саломея предоставит!

И даже два.

Но – руки не распускать!

– Мне надо подумать. – Она отступала, едва удерживаясь от того, чтобы не кинуться прочь. Или не влепить ему пощечину. – Слишком много всего произошло. И сегодня ведь похороны…

– Не буду лицемерить, что сильно опечален. Из того, что я слышал…

Интересно, от кого?

– …этот человек был опасен. И судьба убрала его с нашего пути.

Уже появились «мы»? Аполлон слишком торопится. А вот зачем он наврал – так и не объяснил. Почему Саломея раньше не замечала, какой он скользкий и неприятный тип? Красавец потому что?

О да, он и сейчас еще хорош.

Яблочко наливное, от которого откуси – и упадешь замертво, в вечный сон провалишься.

– Уйди, – попросила его Саломея.

– И оставить тебя здесь?

Нет, с собой забрать!

– Мне нужно побыть одной. – Саломея очень надеялась, что улыбка ее окажется достаточно многообещающей, чтобы он наконец убрался.

– Но мы еще увидимся?

– Конечно! Завтра… приходи завтра.

Глядишь, к этому времени Саломея уже немного успокоится и найдет в себе силы пережить еще один его визит. Одно она знала точно: свадьбы не будет!

Далматову не нравилось быть мертвым.

Или не так: скорее уж, его так и подмывало воскреснуть чудесным образом и вмешаться в этот «недороман».

День второй. Свидание и двусмысленный разговор.

День третий.

Четвертый…

Признание. На коленях и с цветами в руках, которые Саломея после ухода гостя отправила в мусорное ведро.

Пятый визит, и вновь цветы. Слова. Слишком много слов. Аполлон спешит и поэтому действует грубо, уверенный в собственной неотразимости. Тяга к воскрешению у Ильи усиливается, а параллельно – тяга к нанесению Аполлону тяжких телесных повреждений.

Шестой. И нервы натянуты до предела. Муромцев тоже мрачен. Чем дальше, тем меньше он верит в успех их затеи. Но отступать он не привык. И Алиска все еще балансирует на тонкой нити. Кровь ее чиста, и совесть, если разобраться, тоже.

Семь. Заветное число. И – предложение, сделанное в парке. Аполлон уже видит этот дом своим. Он, не стесняясь и не спрашивая разрешения, ходит по этажам, заглядывает в комнаты, и лишь иногда, словно вспомнив, что следует быть вежливым, вдруг вздыхает:

– Этим местом совершенно не занимались. Потребуется серьезный ремонт, и я не уверен, что его вообще стоит затевать…

Саломея уклоняется от его поцелуев, хорошо, что Аполлон не претендует на большее.

Почему не претендует?

И Далматов возвращается к своему пасьянсу. Еще одна деталь?

Аполлон имеет два лица. Возможно, вопрос не в том, что он – двуличная скотина. Дальше смотреть надо. Чаша… Греция. Чаша пришла из Греции? Или чаша пришла в Грецию. Встреча с незнакомцем. Пещеры. Ограбление было именно ограблением? Или еще одной мистификацией – для впечатлительной особы?