– Куда он делся?

– Сюда, наверно!

– Проклятущий фейерверк мне руку обжег! Здорово обжег, чтоб ему!..

– Мой сверток!

– Ну же, ну же, – бормотала она сквозь зубы. Если эти балбесы поймают ее, это встанет в ряд самых неприглядных эпизодов ее карьеры. Вроде того раза, когда ее застали на середине подъема по стене здания гильдии торговцев шелком в свадебном платье, с цветами в волосах, но без нижнего белья, а стремительно собиравшаяся внизу толпа зевак делала отступление крайне трудным, и тем не менее… – Ну же, ну же, ну…

И вот с другой стороны до нее донеслось пение, и она улыбнулась. Сестры никогда не опаздывали. Она уже слышала их шаги, тяжелую мерную поступь, заглушавшую и крики охранников Помбрина, и стенания женщины, видимо, оглохшей на время от грохота фейерверка. Все громче шаги, все громче вдохновенное песнопение, и вот с садиком поравнялась процессия – все женщины в белом, у всех капюшоны на головах, каждая твердо держит в руке горящую свечу, и все они, похожие во мраке на скопище привидений, в ногу маршируют по улице.

– Какова я жрица! – прошептала себе под нос Шев и, выскочив из садика, протолкалась в глубину колонны. Наклонив свечу влево, она поднесла ее фитиль к огоньку свечи своей соседки. Та хмуро взглянула на нее, и Шев подмигнула.

– Поделись с девушкой огоньком, ладно?

Фитиль с негромким потрескиванием загорелся, и Шев, шагая в такт с остальными, вплетая свой радостный голос в общее песнопение, прошла по улице Калдиче и мосту Финтин; гуляки в масках почтительно расступались, пропуская шествие. Заведение Помбрина, и уже совершенно панические поиски его охранников, и злобный рев пары северян, яростно споривших между собой, – все это отступало, скрывалось за спиной в тумане, и на душе становилось легче.

Когда она забралась в свою комнату, где в открытом окне вольно развевались занавески, и неслышно обогнула удобное кресло, уже совсем стемнело. В кресле спала Каркольф; ее дыхание шевелило упавшую на губы прядку золотистых волос. С закрытыми глазами, расслабленным лицом, без обычной ухмылки, которой она встречала все на свете, она казалась юной. Юной и очень красивой. Слава тому, кто ввел моду на штаны в обтяжку! Свет свечи золотил нежный пушок на щеке, и Шев захотелось протянуть руку, положить ладонь ей на лицо, погладить губы пальцем…

Но при всей своей любви к риску азартными играми она не увлекалась. И потому она лишь громко вскрикнула:

– Бу-у-у!

Каркольф подскочила, как лягушка, брошенная в кипяток, наткнулась на стол, чуть не упала и принялась с дикими глазами озираться по сторонам.

– Пропади все пропадом! – выговорила она трясущимися губами. – Неужели нельзя было обойтись без этого?

– Почему нельзя? Можно.

Каркольф приложила руку к груди.

– Кажется, у меня шов разошелся.

– Какая ты, детка, недоверчивая. – Шев стянула мантию через голову и швырнула ее в угол. – Там еле заметная царапина.

– Утрата твоего доброго отношения ранит меня острее любого ножа.

Шев расстегнула ремни, на которых было закреплено все ее воровское снаряжение, отвязала наколенники для лазанья и принялась освобождаться от черной одежды, старательно притворяясь, будто ей нет никакого дела до того, смотрит на нее Каркольф или нет. Но с удовлетворением заметила, что та заговорила лишь после того, как она натянула на себя чистое платье, и голос у нее сделался хрипловатым.

– Ну?

– Что ну?

– Я всегда мечтала своими глазами посмотреть на разоблачающуюся Белую сестру, но я все думаю, удалось ли…

Шев бросила ей пакет, и Каркольф ловко поймала его на лету.

– Я знала, что на тебя можно положиться. – У Каркольф немного кружилась голова от облегчения, не говоря уже о том, что ее распирало от желания. Она всегда питала слабость к опасным женщинам.

Проклятие, она и впрямь превращается в собственного отца…

– Ты была права, – сказала Шев, падая в кресло, с которого так недавно вскочила перепуганная Каркольф. – Он оказался у Помбрина.

– Я так и знала! Вот слизняк! В наши дни очень трудно отыскать хорошую одноразовую приманку.

– Похоже, что тебе никому нельзя доверять.

– Вот именно. Но ведь от этого никому не хуже, правда? – И Каркольф задрала рубаху и со всей возможной осторожностью положила сверток в верхний из двух поясных кошелей.

Теперь уже настала очередь Шев смотреть, делая вид, будто она никуда не смотрит, а просто наливает себе бокал вина.

– И что же в этом пакете? – спросила она.

– Тебе лучше этого не знать. Целее будешь.

– Неужели даже понятия не имеешь?

– Мне приказано не смотреть, – вынужденно призналась Каркольф.

– И тебе даже не захотелось, да? По мне, так чем больше приказывают не смотреть, тем сильнее подмывает. – Шев подалась вперед, ее глаза сверкали завораживающим огнем, и на мгновение сознание Каркольф целиком и полностью заполнила картина того, как они вдвоем катаются по ковру и, смеясь, раздирают конверт.

Она не без труда отогнала это видение.

– Вору можно полюбопытствовать. Курьеру – нет.

– А ты могла бы вести себя еще напыщеннее?

– Если постараюсь, то получится.

Шев фыркнула в бокал.

– Ну, полагаю, теперь пакет твой.

– Как раз нет. В этом-то все и дело.

– Пожалуй, ты больше нравилась мне, когда была преступницей.

– Врешь. Ты хочешь, пользуясь возможностью, сбить меня с пути истинного.

– Угадала. – Шев сползает в кресле, и ее длинные коричневые ноги постепенно вытягиваются из-под подола. – Почему бы тебе не задержаться немного? – Ее ступня нащупала лодыжку Каркольф и нежно скользнула вверх по внутренней стороне икры и вновь спустилась вниз. – И сбиться с пути истинного?

Каркольф вздохнула – почти с болью.

– Проклятие, я и сама хотела бы. – Она сама изумилась силе своего чувства; у нее перехватило горло, и на мгновение ей показалось, что она сейчас задохнется. На кратчайшее мгновение она почти решилась выбросить пакет в окно и сесть на пол перед креслом, в котором расположилась Шев, взять ее руки в свои и поделиться с нею теми сказками, которые она не рассказывала никому с детских лет. На кратчайшее мгновение. Но тут же она вновь сделалась Каркольф и благоразумно шагнула назад, так что ступня Шев упала на половицы. – Но ты ведь знаешь, как оно в моем деле. Я должна уйти с отливом. – И она подхватила свое новое пальто и начала надевать его, как бы невзначай отвернувшись, чтоб сморгнуть с глаз навернувшиеся, кажется (а может быть, и нет), слезинки.

– Ты могла бы устроить себе отпуск.

– Я говорю себе это на каждом задании, и, когда задание кончается, я вдруг делаюсь… нервной. – Каркольф вздохнула и принялась застегивать пуговицы. – Я просто не приспособлена к тому, чтобы сидеть на одном месте.