неудачная шутка. Тем паче, что времени прошло много, слишком много. Хотите, поделюсь одной мыслишкой?

— Хочу!

— Если вы действительно правы и его решили доконать этим, то этот человек где-то здесь, совсем рядом. В его ближайшем окружении.

— И при всем том Тушков ни словом не обмолвился с вами? Не поделился тревогами? Вы же были друзьями.

— Скажете тоже, друзьями! Так, знакомцы… Хотя, как посмотреть — кроме меня у него, пожалуй, больше никого и не было… Раз-два и обчелся.

— Вы знаете его окружение?

— Постольку поскольку. Кто вас интересует?

— Женщины, — невозмутимо произнес Вашко и пытливо посмотрел на собеседника. — Есть ли кто, способный назваться его женой? В первую очередь меня интересуют, естественно, не дочь и не соседка — с ними, как вы понимаете, я разберусь, они вполне досягаемы. А вот на протяжении тех лет, что вы дружили и жили, были у Тушкова сердечные привязанности? Там, к примеру, какой-нибудь дом отдыха, санаторий? Вообще, вы знаете, как он отдыхал?

— Он не отдыхал, — потупясь, произнес Бачко. — Во всяком случае, в обычном смысле. Разве что чаще появлялся на Тверском… Бульвар, шахматы — извечная компания. Может, и исчезал, но на неделю, не больше.

— Куда-нибудь ездил?

— Узнайте у дочери. Насколько мне известно, она в Москве.

— А все же не приходилось ли вам слышать о женщинах. Он же, черт побери, еще не старый был мужик.

— Может быть, может быть… Я не знаю.

На этот раз в голосе Бачко сквозила искренность, и Вашко понял, что ничего нового от него не добьется — он попросту ничего не знает. Дойдя до черневшего среди кустов памятника, они повернули назад.

— А почему вас интересует эта чисто французская проблема? — неожиданно нарушил молчание Бачко. — Что-то случилось именно такого рода?

— Врать не хочу, а сказать правду не имею возможности.

— Ну, хоть каких лет?

— Примерно одних с ним.

— Вот как? — Бачко не смог сдержать своего изумления.

— Кто-нибудь мог подойти под эту категорию?

Бачко отрицательно покачал головой.

— Знаете, что я вам скажу, пошукайте у него на службе — вдруг какая-нибудь матрона из столовой. Или еще, — он сделал знак кривоватым тонким пальцем, — у него дома. Когда это было? Пожалуй, месяца четыре назад. Мы у него сидели. Шахматишки, бутылочка армянского, мужской разговор… Так вот тогда сильно одна дама его донималась. Не только звонила, но и заходила в квартиру. Приметная бабенка, молодящаяся. Вот с «портретом» у меня хуже — боюсь, нарисовать не получится. Во-первых, я спиной сидел, а во-вторых, Иван засмущался и закрыл дверь в комнату. Минут пять они шептались в коридоре и он ее выпроводил. Интеллигентный бабец, между нами говоря. В дубленке, цветочками расшитая.

— Цветы — неважная примета, — заметил Вашко.

— Само собой… Но я видел немного и ее — зеркало прямо передо мной, вот и разглядел чуток. Волосы светлые, похоже, крашеные. Лет около сорока, молодящаяся. Я тогда еще прикинул — как пить дать с работы, а из разговора понял, что и живет где-то недалеко.

— А почему решили, что подходит под эту категорию? Какие-то общие дела?

— Экий вы непонятливый — бутылка-то почему была? День рождения у Ивана, а тут цветы… Неужели непонятно?

— А, вот оно в чем дело, — сообразил Вашко. — Это интересно. Стало быть, с цветами… Повторите про нее!

— Волосы светлые, полноватая, рост повыше Ивана…

— А почему решили, что живет рядом?

— А она сказала как будто — жду вечером, когда освободишься… Он: нет, нет, об этом не может быть и речи. Она ему: боишься размяться? Не нравится твое затворничество. Хоть на пять минут вышел бы на улицу, а заодно и заглянул на чашку чая… Вот примерно такая картинка получается.

— Угу… Это, похоже, действительно с работы. Придется поднимать карточки в отделе кадров и шуровать по домашним адресам. — Вашко посмотрел на часы. — Это мы завтра с утра и прокрутим — не проблема. Ого! — он посмотрел на часы. — Прогуляли мы с вами, Эль Петрович, предостаточно! Мне уж давно надо быть совсем в другом месте.

— Всегда к услугам! — раскланялся Бачко и долго смотрел вслед уходящему сыщику. По лицу его блуждала многозначительная, не лишенная иронии улыбка.

…Несмотря на час пик, улица была пустынна. Причиной этого мог служить лишь пронизывающий ветер, который крутил сухую снежную поземку. Пройдя через подземный переход, где толпились продавцы проездных билетов, цветочники и влюбленные парочки, Вашко, с трудом преодолевая обледенелые ступени, поднялся на другую сторону улицы. Ветер с неослабевающей силой рвал последние листья с облепленных снегом голых ветвей лип. Свернув в переулок, Иосиф Петрович некоторое время шел в полном одиночестве меж унылых домов. Пройдя квартал, он оказался перед темными прямоугольниками кирпичных гаражей. Тишину нарушал лишь свист в проводах да поскрипывание качающейся под напором ветра оторванной доски. Гаражи располагались отсеками по двадцать штук в каждом. Разномастно окрашенные ворота смотрели друг на друга, постукивая и позвякивая болтающимися массивными замками.

Добравшись до бокса, на двери которого белой краской было выведено «26», Вашко не обнаружил Лапочкина, с которым уговорился встретиться в семь. Чистая ровная поверхность снега не сохранила следов — даже позади Вашко поземка заметала свежую цепочку его собственных, немного косолапых вмятин от ботинок. Скинув перчатку, Вашко долго нашаривал ключи. Зажженная спичка на миг выхватила из мрака ручку двери, синие крашеные доски и тотчас погасла, задутая ветром. Вашко, привыкший доверять рукам ничуть не меньше, чем глазам, принялся ощупывать воротину. Руки прилипали к стылым железкам петель, на которых по идее должен бы висеть какой-нибудь замок. Его не было. Отверстия обеих петель были свободными. Вашко начал нашаривать скважину замка, приготовив подходящий ключ, но ничего похожего на какое-то запирающее устройство пальцы не ощущали. Под ботинком что-то звякнуло. Он нагнулся и вывернул из снега дугообразный кусок металла с откинутой в сторону круглой скобой. Из отверстия приличных размеров замка торчал ключ с проволочным колечком. Гараж, похоже, был открыт. Это привело Вашко в некоторое замешательство. Стоило взяться за ручку, и воротина бесшумно пошла в сторону. За ней не раздалось ни широха, ни скрипа. Ни малейший лучик не озарил тихое, и, как показалось Вашко, куда более уютное и теплое, чем улица, пространство. Воздух внутри гаража был густо настоян на бензине, красках, различных мастиках.

Сделав шаг в темноту, Вашко плотно прикрыл за собой дверь и в полной тишине замер у входа. Он не знал, где включается свет и в каком месте может быть расположен выключатель. Уже то обстоятельство, что дверь оказалась незапертой, рождало в его душе массу неясных тревожных чувств.