Иман выслушал его молча, а когда Регарди закончил, прошел мимо, не проронив ни слова. И звука его шагов Арлинг больше не слышал.

Весь день он провел у дряхлого колодца, в самом дальнем углу школы. Наедине с кадкой, которую он забрал у деревянного человека, наполнив теплой, мутной водой со дна старого источника. Бессмысленный поступок, но в последнее время логики в его действиях было мало. Устроив посудину между ног, Арлинг прислонился к каменной стенке колодца, и принялся слушать воду. Ему хотелось занять голову и не допустить в нее никакие мысли, а главное – отдаленные голоса незнакомых людей, которые раздавались с Огненного Круга. Иногда среди них слышались голоса имана, Атреи и учеников, отчего Регарди хотелось окунуть голову в кадку.

Прошло меньше года, но сколько всего успело случиться в его жизни. Она изменилась. Пока солнце медленно ползло от одного края земли к другому, Регарди вспоминал все, что произошло с ним за это время. И понимал, что это были его лучшие дни.

Повторятся ли они снова? Отец верил, что за хорошим всегда наступало плохое. Это была неизбежность, которую следовало принимать с поднятой головой и храбростью в сердце. Но Регарди не был к ней готов. Ему отчаянно хотелось, чтобы хорошее не заканчивалось никогда. Правда, однажды он уже поверил в сказку, и эта вера убила Магду, а вместе с ней – лучшее, что в нем было.

Когда солнце закончило свой путь по небу, уступив место невидимому месяцу, к нему пришел иман.

– Ты все правильно сделал, Лин, – просто сказал он, садясь рядом. – Ведь лучший бой – это тот, который не состоялся. Теперь ты мой пятый ученик. Пойдем, я научу тебя летать.

Арлинг бежал так, словно за ним гнались пайрики. Тело со свистом рассекало воздух, горячие поцелуи сикелийского солнца пролетали мимо, кровь громко стучала в висках, а ноги едва касались земли. Бежать быстрее у него бы не получилось. Однако его скорости все равно не хватало. Шелковая лента, привязанная к шее, легко развивалась по ветру, но ее кончик по-прежнему задевал старые булыжники крепостной стены. Шелк почти неслышно царапал потрескавшийся от времени кирпич, но ему казалось, что скрипело его сердце. Еще рывок, и оно тоже покроется трещинами и выбоинами, как эта древняя стена, по которой он бегал каждое утро. А ведь иман грозился сделать ленту еще длиннее тех десяти салей, что летели сейчас за его спиной. В таком случае, ему точно придется отрастить крылья.

Иногда Регарди казалось, что он бегал по этой стене целую вечность. Сколько прошло лет на самом деле, он не помнил – два, три, а может четыре года, но стена появилась в его жизни уже на следующее утро после того памятного дня, когда иман разрешил ему стать пятым учеником.

Арлинг был собой недоволен. Впереди чувствовалось приближение сторожевой башни, у подножья которой заканчивался маршрут его утренней пробежки, а он так и не добился желаемого результата. В голову пришла мысль сделать еще один круг, но на главной крепостной стене уже менялся караул, а значит, ему пора было возвращаться в школу.

– Двадцать! – прокричал Гасан и кинул в него камень. Его смена приходилась на утренние занятия Регарди, и он давно стал его постоянным зрителем.

Камешек упал с высоты в десять салей, коснулся стены в трех местах и, отскочив от земли, забился в трещину кирпичной кладки, на вершине которой стоял Арлинг. Кучеяр мог бы и промолчать. Двадцать касаний – это было слишком много. На прошлой неделе лента опускалась у него всего восемь раз.

Вот если бы иман разрешил ему заниматься на другой стене – той, на которой несли службу стражники из крепостного гарнизона, – шелковая лента ни разу бы не коснулась поверхности. Ведь нестись по гладким камням было куда легче, чем по дряхлым булыжникам.

Арлинг не знал, зачем кучеяры оставили старую стену после того, как внутри нее возвели другое, более прочное ограждение. Новая стена была в два раза выше старой и состояла из нескольких слоев кладки, соединенных поперечными ограждениями. Ее внешняя сторона была укреплена массивными камнями, привезенными из соседнего Шибана. Старая линяя стен, составляющая внешний круг обороны города, была построена древними еще до того, как крепость заселили кучеяры, и выглядела игрушечной на фоне своего гигантского брата.

И хотя иман говорил, что она служила серьезным препятствием на пути к главной линии обороны, Регарди без колебаний разрушил бы ее до основания. Прошел не один месяц, прежде чем он смог пробежать первый круг, не споткнувшись и не ободрав колени о каменные выступы.

Позже иман заставил его выучить не только расстояние между сторожевыми башнями, которые пересекали внешнюю стену каждые тридцать салей, но и ширину рва, окружавшего крепость. Прыгая по выбоинам и неровностям, Арлинг старался не думать о том, что будет, если он споткнется и упадет. Несмотря на то что высота внешней стены была небольшой, от трех до пяти салей, падение обещало быть неприятным. Пространство между стенами было утыкано острыми кольями, а жидкая грязь, заполнявшая ров вокруг крепости, не оставляла шансов выбраться из нее самостоятельно. С внутренней стены ров почти не был виден, и разглядеть с нее человека было трудно. Тем более, услышать его крики. Наверху оглушающе свистел ветер.

Арлинг не знал, зачем понадобилось возводить такие стены. Те племена керхов, которые грабили караваны, вряд ли когда-нибудь решились бы напасть на Балидет. Для этого им не хватало ни численности, ни знаний, ни осадной техники. В соседнем Шибане давно правила дружественная династия. Может, Империя опасалась вторжения Песчаных Стран? Отношения с ними были натянутыми, но вот уже много лет «песчаники», как их называли в Согдарии, были погружены в гражданскую войну и вряд ли могли представлять серьезную угрозу. К тому же, история Сикелии служила ярким примером того, что местные купцы всегда были склонны к мирным переговорам, предпочитая откуп, а не военные действия.

Впрочем, если бы на Балидет действительно напали, то две стены его вряд ли бы защитили. Несмотря на то что в Жемчужине Мианэ был расквартирован целый гарнизон регулярной армии, Регарди не верилось, что крепость смогла бы оказать сопротивление. Боевой дух и дисциплина ее защитников давно превратились в песчаную пыль. Солдаты регулярной армии больше времени проводили в тавернах, чайных, игральных и домах любви на Багряной площади, чем на службе. За свою охрану горожане предпочитали платить наемникам или выпускникам военных школ, оставляя солдат без подработок, что не улучшало отношения между служивыми и теми, кто учился в боевых школах.

Пока Арлинг спускался с крепостного вала, Балидет успел проснуться и затянуть свою привычную песню. Стонали утренние молитвы жрецы, нараспев призывали отведать бодрящего напитка продавцы чая, приглушенно гудела толпа прохожих, расплывающаяся по Балидету, словно пятно жира на тонком шелке. Иман говорил, что с приходом к власти Аджухамов, которых комиссия Канцлера все-таки оставила править крепостью, Жемчужина Мианэ изменилась в лучшую сторону, но для Арлинга город оставался прежним. В меру ленивым, в меру торопливым, с привычным шумом игристых фонтанов, шелестом песчинок, занесенных ветром из пустыни, и благоуханием вечно цветущих садов.