месяц – полтора, то …

– Согласна на все, милый! Ты разбудил во мне такое!

В ЛЕСНУЮ ШКОЛУ

– Тонечка, что нам подарить в лесную школу? Нет, самим детишкам?

– Во-первых, новую школьную форму. Я сняла мерки. Во-вторых, нужно наградить персонал.

– Как наградить?

– Можно дать премию. Ты же учителям дал премию? Так и им надо. А потом учебники у ребят поизносились. Хоть они и берегут их, но все же …

– Вот видишь, как ты хорошо мне помогаешь! Форма за твоей мастерской, насчет учебников я попрошу Веру Грачеву, а премию организую сам. Но кроме формы разве ребятишкам ничего не нужно?

– Чуть попозже мы разберемся – нужно, конечно. И осеннюю одежку, и зимнюю. Причем не только туда … Нашим, которые живут у нас в общежитии, тоже нужно обновить одежду.

– А если попросить Улю? Сможет она это организовать?

– Думаю, что сможет. Только экономить будет чрезмерно.

– Тогда пусть вместе с Гришей. Он более рационален.

– Угу! Посмотрел бы ты как он рационален, когда целует свою Улю! Как ласкает ее! Меня аж завидки берут.

– Ну, уж так … и завидки …

– Только … не … кусайся …

ГАРИКИ

– Кто посидит завтра с Витенькой? Мы с Виолой идем на концерт.

– Я посижу, папка.

– Я тоже могу посидеть. Правда, Витенька? Мы с тобой прекрасно проведем время.

Виолетта начала волноваться с утра, даже девочки на работе это отметили.

Потом волнения продолжились дома – что надеть?

Но все волнения улеглись, когда пришел Виктор. Он обнял Виолетту, поцеловал ее, потом поцеловал Лену. И выбрал платье для Виолетты, поправил ей прическу.

– Он никогда так не … снаряжал меня. – сказала Лена. – Веришь?

– Верю. Посмотрим, что будет, когда он пригласит тебя, а я останусь. – ответила Виолетта.

И Лена с Витенькой на руках проводили их и помахали им вслед.

Виолетта ожидала увидеть красивый зрительный зал, разодетую публику, а Виктор привез ее в какое-то захолустье и они прошли в небольшое помещение, со всех сторон уставленное книжными полками.

Публика была совершенно разношерстная, одет был каждый так, как хотел, но зато все вежливо здоровались и разговаривали тихими голосами.

Затем за столом уселся некрасивый, носатый и веселый человек и:

Я люблю, когда слов бахрома

Золотится на мыслях тугих,

А молчание – признак ума,

Если признаков нету других.

– Здравствуйте! Я надеюсь, что представляться не нужно? Но:

Очень много во мне плебейства,

я ругаюсь нехорошо,

и меня не зовут в семейства,

куда сам бы я хер пошел.

Носатый еврей переждал оживление.

Мы беспрестанно выносим на свет

И выплескиваем в зрительный зал

То, что Бог нам сообщил как секрет,

А кому говорить – не сказал.

Он еще о чем-то говорил и о чем-то рассказывал, но Виолетта слушала только стихи:

Видно только с горных высей,

Видно только с облаков:

Даже в мире мудрых мыслей

Бродит уйма мудаков.

Я живу, в суете мельтеша,

А за этими корчами спешки

Изнутри наблюдает душа,

Не скрывая обидной усмешки.

В час важнейшего в жизни открытия

Мне открылось, гордыню гоня,

Что текущие в мире события

Превосходно текут без меня.

Я счастлив, что в посмертной вечной мгле,

Посмертном бытии непознаваемом,

В навеки полюбившейся земле

Я стану бесполезны ископаемым.

Я хотел бы прожить много лет

и услышать в часы, когда пью,

что в стране, где давно меня нет,

кто-то строчку услышал мою.

Когда автор устал, и некоторые из присутствующих тоже наговорились, к столу стали подходить с книгами в руках за автографами. Виктор всунул в руки Виолетты небольшую книжицу и подтолкнул к столу.

– Как вас зовут, красавица?

– Виолетта …

«Прекрасной юной Виолетте от старого пердуна. И.Губерман»

Виктор с Виолеттой вышли в темноту ночи. Виктор накинул ей на плечи плащ и обнял ее.

– Ты довольна?

– Не то слово. В часы важнейшего открытия открылось мне, … та-та гоня, что текущие в мире события прекрасно текут без меня. Он – гений.

– Он не просто гений, а гений веселый и хулиган. Это он сегодня был сдержан.

– А ты слышал его раньше?

– Нет, только читал. Это он написал – Россия ждет, мечту лелея о дивной новости одной: что, наконец, нашли еврея, который был всему виной.

– Раньше за такое сажали …

– Он молодец. Умеет в дух словах сказать самое главное. От боли душевной, от болей телесных, от мыслей, вселяющих боль, целительней нету на свете компресса, чем залитый внутрь алкоголь.

– Не хочу больше Губермана.

Ты даже в пьяном виде

Не слышишь музыки в стихе.

И только люто ненавидишь

Тех,

Кто ту музыку услышал

Пусть в самом дальнем далеке…

– Извини, нельзя после него читать такое …

– Тебе – можно. Я люблю тебя и чувствую, что там внутри …

– Льстишь … Подожди, сейчас вспомню … Сызмальства сгибаясь над страницами, все на свете помнил он и знал, только засорился эрудицией мыслеиспускательный канал. Каково?

– Идем, – Виолетта обняла и поцеловала его. – Нас Витенька ждет.

– Он уже спит.

– Но ждет. И крепко заснет только тогда, когда я его поцелую.

– А меня? Я тоже хочу …

Около спящего Витеньки сидела Маша.

– Ну, как? Развлеклись?

– Ой, Машенька, так здорово! И я еще автограф получила!

Виолетта поцеловала спящего Витеньку и тот, не просыпаясь – «мама пришла!» – перевернулся на другой бок.

– Видишь, я тебе говорила, – прошептала Виолетта, – он крепко засыпает только после того, как я его поцелую.

– Я пойду умоюсь, переоденусь и приду …

Они любили друг друга в эту ночь очень нежно и бережно …

НАДЕНЬ ЭТО

– Тонечка, я за тобой. Я приглашаю тебя в ресторан. В Москве.

– А как мне одеться?

– Я думаю, тебе стоит надеть то маленькое черное платье – оно мне так нравится! И можно ошейничек с бриллиантом.

– А сколько у меня времени на подготовку?

– Иди, мойся. Время есть.

Тоня исчезла в ванной комнате.

– Папа, что-то случилось?

– Да, Гриша, случилось. Я подумал, что недостаточно уделяю внимание своей любимой жене.

– Ну, папка, это ты зря! По моему, такого внимания, как ты маме, никто из наших знакомых своей жене не уделяет!

– Все равно. Много внимания просто не бывает, и всегда можно уделять внимания еще больше! И нужно.

– Ты что наденешь?

– Вот этот костюм. Галстук-бабочку. Как, ничего?

– Ну, ты такой франт! Нет, правда, очень здорово! Запонки?

– Да, пожалуй. Достань еще черненький бриллиантик – с маленьким платьем он должен