– Вы говорите, используете его в своих целях?

Потти издал смешок.

– Да, дорогуша, но в мире не хватает хороших людей.

Разговаривать с Потти свободно было большим облегчением для Тима. К тому же этот человек нравился ему.

– А как со мной? Я тоже себя выдал?

Тиму хотелось, чтобы Потти сказал: «Да, больше никогда туда не езди, это слишком опасно», потому что пришло письмо от матери, где говорилось, что они хотят получить оригинал, иначе Хейне будет вынужден предпринять соответствующие шаги. Что имелось в виду, Тим знать не хотел. Потти сказал:

– Мы совершенно уверены, что тебе ничего не грозит. Мы действительно потеряли человека в Берлине, но, судя по всему, никто не связывает его с тобой, и нигде не значится, что Дитер и Бернат – это Герберы. По нашим предположениям, считается, что они свободно переезжают с места на место на континенте.

– Значит, на каком-то этапе вы снова пошлете меня в Германию?

Затаив дыхание, он ждал ответа.

– Возможно, старина, возможно, хотя мне представляется, что придет время, когда ты принесешь больше пользы, работая здесь, в Британии. Еще будут агенты, к которым можно обратиться, и те люди, которых предстоит разоблачить, эдаких леди Маргарет этого мира, которых их одержимость принадлежностью к высшей расе может толкнуть на путь государственной измены. Кстати, если она уже этого не сделала. У Пенни, по ощущению, тоже неплохие задатки. Так сказать, достоинство, хотя не в том смысле, в каком ей хотелось бы.

– Но она просто молодая женщина, – запротестовал Тим.

– Да, и оголтелая антисемитка, которая, по ее собственным словам, утверждает, что в Германии не диктатура, а просто система упрощенной демократии. И эта система позволит этой стране двинуться на Восток и на Запад и стереть с лица земли всех недочеловеков. Я цитирую дословно.

Тим возразил:

– Она глупенькая молодая дамочка, которая не видела того, что видели мы все, и повторяет за матерью, как попугай. Как можно так манипулировать ею? Это звучит чертовски цинично.

– Дай бог тебе здоровья, дорогой мальчик. Она несколько раз бывала в Берлине вместе со своей матерью и с большим удовольствием наблюдала за сценами травли. Как, ты не знал? У меня есть несколько любопытных фотографий этой дамочки, на одной из которых она хлопает в ладоши, когда старого еврея заставляют подметать тротуар руками, после того как полицейские молодчики Гитлера выбили витрину его магазина. Я так понимаю, раны у него были страшные. И это фото отнюдь не самое худшее. Что ты на это скажешь?

Тим прислонился спиной к дереву, засунув руки в карманы. Пальцы его коснулись коробочки с мезузой.

– Брайди скорее сама бы стала подметать тротуар подобным образом, чем допустила, чтобы такое произошло с кем-то другим. А еще она повторяла бы им, что они сволочи и подонки, и дала бы себя убить.

Потти расхохотался.

– О да, ты, полагаю, совершенно прав. В нашей игре от нее пользы как от козла молока.

Он поднял глаза и сквозь ветви посмотрел на небо.

– Она любит тебя.

Тим резко выпрямился.

– Бога ради, с чего вы взяли? Она ненавидит меня.

– Конечно, ненавидит. Она хочет, чтобы ты стал таким, как раньше, потому что ее любовь невозможна при твоих предполагаемых политических взглядах. Ты прав, она – упрямое маленькое создание, слишком честная себе во вред, слишком сильная и слишком мучается, чтобы быть с тобой ласковой при теперешнем положении вещей. Я всегда питал слабость к нашей Брайди, да и ко всей этой семье, если уж на то пошло.

Он посмотрел на Холл.

– Это особое место, и народ здесь особый. Я уповаю на чудо, надеясь, что Истерли Холл не превратится снова в госпиталь. Но если это произойдет, то повезет тем счастливцам, которым доведется сюда попасть. Вот, молодой человек, на данный момент жизнь для тебя возвращается в нормальное русло.

Тим возразил:

– Не совсем. На ближайших выходных мне предстоит обучаться шпионскому ремеслу или чему-то в этом роде где-то на севере Лондона.

– А теперь это и есть твоя нормальная жизнь, старина. Будь начеку, это может спасти тебе жизнь.

– С этим еще предстоит свыкнуться, – пробормотал Тим, и оба засмеялись.

Истерли Холл, август 1938 г.

Жизнь в Истерли Холле текла безмятежно. Наступило лето. Дэвид Вир все лучше справлялся с участием в лечении больных с помощью верховой езды. И все теснее завязывались у него отношения с Эстреллой. А когда июнь сменился июлем, Матрона и сестра Ньюсом, похоже, начали наконец понимать, что эта молодая женщина не собирается разбить ему сердце и что она вовсе не капризная Иезавель[30], как они поначалу предполагали.

Брайди льстила себе мыслью, что это ее веские замечания подействовали в нужный момент, но Матрона шлепнула ее по руке и сказала, что у них есть глаза и они сами способны оценить ситуацию. Поэтому никто не удивился, когда Дэвид Вир и Эстрелла Айза в один из жарких дней, когда солнце опаляло пшеницу, а холм у Корявого дерева мерцал в раскаленном воздухе, объявили о своей помолвке.

Эви и Вероника заявили, что свадебное торжество будет происходить в Истерли Холле, и это будет их подарком молодым. Оберон, Ричард и Гарри посовещались и предложили Дэвиду должность заместителя Брайди в занятиях верховой ездой в Центре капитана Нива. Предложение внесла Брайди, поскольку ей все труднее было делить себя между кухней и работой с лошадьми.

– А жилье для молодой пары? – задала она вопрос, когда утром, на следующий день после объявления о помолвке, вместе с родителями направлялась в Истерли Холл. Отец наморщил лоб и вздохнул.

– А ты-то что решила?

– Я ничего не решила, пап, – рассмеялась она. – Я просто попросила Матрону и сестру Ньюсом посовещаться и решить, где эти двое могут жить. Одно дело, когда пары приезжают на выходные и поселяются в номере отеля, а другое дело – тесниться в одной комнате постоянно.

– Может быть, в тесноте они как раз и будут весьма счастливы, – возразил отец.

– Ой, папа! – выдохнула она. – Как ты можешь так говорить?

Мать попыталась вмешаться:

– Думаю, это вероятно…

Брайди подняла руку.

– Ни слова больше, вы оба. На самом деле я попросила приятеля Гарри придумать, как переоборудовать крайнюю часть третьего здания в квартиру. Так у них будет какое-то личное пространство, но при этом Дэвиду не будет трудно, потому что там есть пандусы и проходы. Вы же не против, правда?

Отец с мамой переглянулись.

– Это что, вопрос или утверждение? – поинтересовалась Эви.