В конце бурелома, когда мы перебрались через глубокий овраг, нам снова пришлось ползти под стволами упавших деревьев, стараясь сильно не шуметь.

— Все, вроде дальше обычный лес, — сказал я, выглядывая из кустарника, куда вывела нас тропа.

— Значит, правильно в то ответвление не свернули, а то черт его знает, куда бы оно нас привело.

Внимательно осмотревшись, мы, прикрываясь деревьями, двинули дальше.

— Говорят где-то, — остановившись, сказал я, внимательно прислушиваясь.

— Там вроде, — указал особист стволом автомата направление.

— Наши?

— Сейчас узнаем, давай за мной.

Дальше лес выходил на дорогу, где стоял строй бойцов, по моим прикидкам — не меньше батальона. Я посмотрел на хмурого Никифорова, он, кинув на меня взгляд, велел лечь на землю и ползти за ним.

Отодвинув стволом маузера мешавшую мне смотреть ветку, я с интересом стал наблюдать за происходящим. То, что мы поступили правильно, понял только тогда, когда услышал пламенную речь командира НКВД с перевязанной головой, рядом стоял мотоцикл с люлькой, на котором он, видимо, приехал.

— …убили… нашего героя… летчика Вячеслава Суворова. Преследование немецких диверсантов не дало успеха. Подразделение попало в засаду и понесло большие потери. Так что слушайте мой приказ. Диверсантов уничтожить. После боя их выжило двое. Один в форме политрука ВВС, другой — лейтенанта ВВС, преступники вооружены и очень опасны, поэтому, как только их обнаружите, огонь на поражение, — после чего что-то сказал рядом стоявшему командиру, тот тут же заорал:

— Батальон! Слушай мою команду! Первая рота цепью…

— Уходим быстро, — тихо прошептал Никифоров.

— Может, выйти и сказать, что это я Суворов?

— Они тебя сперва свинцом нашпигуют, а потом смотреть будут, кого подстрелили. Уходим.

Мы снова отползли, после чего, прикрываясь деревьями, направились в глубь леса.

— Не ожидал я от них такой наглости, это же надо — наших же бойцов направили на наши поиски, а? Каково? — качал головой на ходу бежавший рядом особист. Видимо, он до сих пор никак не мог прийти в себя от такой наглой подлянки со стороны немцев.

Однако как бы он ни удивлялся, удирать мы не прекратили. Перескочив через упавшее тонкое деревце, побежал дальше. Сзади, чуть отстав, пыхтел Никифоров, постоянно оглядываясь, поэтому просвет впереди первым увидел я.

— Лес кончается. Там вроде какая-то техника движется.

Мы действительно отчетливо слышали рев двигателей. Я мог ошибиться, но мне кажется, там шли танки, и немало.

Осторожно подойдя к опушке, мы выглянули и осмотрелись. Дальше раскинулось поле с дорогой впереди, и хотя до нее было около километра, танки на ней мы рассмотрели отчетливо.

— Т-26, БТ… О, и двадцать восьмой! Похоже, батальон идет! Вперед! — крикнул Никифоров.

Танки закрывала поднятая гусеницами пыль, и как он смог рассмотреть, что там идут именно названные, мне было непонятно, тем более без бинокля.

— Быстрее, быстрее, — крикнул особист, когда мы пробежали половину расстояния.

Обернувшись, заметил, как из леса выскакивает десяток фигур.

— Ложись!!! — заорал я, увидев, что несколько из них встают на одно колено и целятся в нас. Мы упали в высокую густую траву. Над головой засвистели пули, заставляя все сильнее прижиматься к земле.

— Вперед, по-пластунски! — приказал Никифоров, и мы поползли. Вдруг тональность рева танков изменилась, и я понял, что они остановились.

— Черт! — вскрикнул Никифоров, пытаясь выглянуть из травы и осмотреться. По его шее потекла струйка крови. Вскинув маузер, я, не глядя, выпустил половину магазина в сторону немцев. То, что это именно немцы, я не сомневался — идущий цепью батальон просто не мог успеть выйти на опушку.

— Сильно ранены, товарищ политрук?

— Оцарапало, — морщась, ответил он.

В это же время несколько танков развернулись и направились в нашу сторону.

Вот один из них остановился метрах в десяти от нас. Ползком мы укрылись за клепаным бортом боевой машины.

— Кто такие? — услышал я. Закрутив головой, увидел танкиста в шлемофоне, который, прикрываясь полуоткрытым башенным люком, требовательно смотрел на меня.

— Политрук Никифоров, особист семнадцатого БАП, и лейтенант Суворов, летчик-истребитель двенадцатого ИАП, — крикнул я помогая Никифорову перевязаться его медпакетом.

— Суворов? Тот самый?

— Тот самый, — ответил я, не оборачиваясь.

— Ну-ка посмотри на меня! — крикнул танкист.

Я обернулся.

— Точно, Суворов! Один в один, как фотография в газете! — обрадовался танкист.

— Товарищ танкист, там немецкие диверсанты на нас охотятся, — напомнил я.

— Да? — удивился он. Но почти немедленно что-то сказал в ТПУ и замахал красными флажками, подавая команды другим экипажам. Вдруг на пяти танках, которые подъехали к нам, заработали пулеметы и пушки. Привстав, я выглянул из-за борта: на моих глазах разрыв снаряда расшвырял двух диверсантов в стороны, но трое оставшихся в живых успели скрыться в лесу. Однако танкисты не остановились на этом, продолжая азартно обстреливать опушку.

— Что там? — спросил особист.

Обернувшись, я увидел его рядом с собой.

— Как вы?

— Сказал же, царапина!

— Ушли немцы, — ответил я на вопрос.

В это время танки прекратили огонь. Откинулась крышка люка, и к нам изящно-ловко скатился невысокий танкист. Тот самый, с которым мы перекликались, стараясь переорать рев мотора.

— Ну здравствуй, герой. Читал я о тебе, читал. Как ты ту шишку из СС сбил… Вчера газету привезли, всем полком читали. Молодец. А как ты на вопрос корреспондента ответил — мы всей частью смеялись. Как же там…

Прикрыв глаза, чтобы было легче вспоминать, он речитативом произнес:

«Как сказал в интервью лейтенант Суворов:

— Жаль, что Гитлер летает только по закону всемирного тяготения. Хотя немного пеньковой веревки может помочь ему зависнуть…»

Вокруг нас стали собираться танкисты, меня хлопали по плечу, пожимали руки. В это время Никифоров, о чем-то тихо разговаривавший с подошедшим командиром маршевого батальона, собранного по рембатам, в звании подполковника, громко сказал:

— Товарищи танкисты. Немцы, пользуясь документами старшего комсостава НКВД и Красной Армии, ввели в заблуждение советскую часть в составе стрелкового батальона и направили их по нашим следам, сказав им, что мы — немецкие диверсанты, убившие лейтенанта Суворова, и приказав им при обнаружении открыть огонь на поражение. Я думаю, вы понимаете, что в таком случае наши бойцы поймут, кого убили, только после свершившегося факта. Так что нужно этого не допустить. Но помните, что в батальоне находятся наши бойцы, хоть и командуют ими переодетые немцы, поэтому никакой стрельбы на поражение!