Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Похоже, на правой руке я ношу саму смерть, – не выдержала я.
– Думать о смерти полезно, и я буду настаивать, – усмехнулся Хитрец. – Кольцо, как ты, наверное, уже догадалась, и есть вторая вещица, которую я хотел сегодня тебе одолжить.
Вне сомнений, Хитрец еще за несколько дней до этого знал, о чем я собиралась его спросить, и Перстень Меченого стал подсказкой к ответу.
Фойерен назначил завтрашнюю встречу на железнодорожном вокзале, передал мне заранее купленный билет, и мы расстались.
В ночь на 9 декабря я и сама не заметила, как провалилась в сон, несмотря на то что последнее время я засыпала тяжело, неспокойно, половину ночи ворочаясь, а назавтра страдая от недосыпа. В ту же ночь все было иначе: с успокоившимся на руке кольцом я мгновенно заснула от уюта, расслабления и покоя. Ночью меня все так же преследовали странные видения, но тело больше не горело. Я не просыпалась от ударов в грудь, а усиленные чувства заметно успокоились.
Смерть, которую я отныне носила на своей руке, стала противовесом тяжелым снам, мучившим меня после первой встречи с Хитрецом.
* * *
Не разбирая дороги, закутанный в меха светловолосый человек неспешно шел по зимнему лесу. Места ему были незнакомы. Чистые, цвета ясного неба, глаза его были полны ужаса, а в руках он крепко сжимал арбалет. Глубокий рыхлый снег под его ногами проваливался, и высокие сапоги скоро промокли до колен. В этом лесу не было ни одной вытоптанной людьми тропы – лишь тонкие тропки из звериных следов, отпечатков лап и копыт.
Человек насторожился. Ему надо было застрелить лису.
Ведь хороший лис – мертвый лис. За мертвых лисов хорошо платят.
Хрустнули обледенелые ветки, и на светловолосого с шипением кинулась бешеная огневка. Он выстрелил, и болт попал животному в шею прежде, чем оно успело вцепиться охотнику в ногу. Красные потоки устремились под его светлые сапоги – и это было столь ужасно, сколь ужасен может быть только снег, испачканный в свежей крови.
Охотник наклонился над огневкой, чтобы снять с нее шкуру, но какая-то неведомая сила схватила его за ноги… и потащила. Он не видел, кто это был, лишь ударился головой о наледь, и все закружилось перед глазами.
Его волочили по снегу, он трепыхался, как тряпичная кукла, тщетно стараясь уцепиться хоть за что-нибудь руками. Но человек не кричал, зная, что это бесполезно. Его протащили через пещеру прямо к огромному мертвому, разложившемуся мяснику под топор, с которого капала то ли слизь, то ли дымка.
Топор завис над ним, но человек увернулся и тут же провалился в дыру. Провалился под землю. На белый, рыхлый снег.
Он был хорошим охотником на лис.
Пар от поездов валил огромными пушистыми клубами, и те заполняли перрон железнодорожного вокзала Найтерины густым, непроглядным туманом. Девятого декабря 889 года один из составов был готов отправиться в Город Души, столицу одного из самых властных государств мира – Империи Цесс, что раскинулась к юго-западу от Одельтера. Настоящее название Города Души, Каполь-кон-Пассьонэ, почти не упоминали вслух: кто осмелится величать колыбель искусства столь неповоротливым именем?
За полчаса до отправления очередь на перроне стала совершенно несносной. Люди толпились, свирепели и размахивали билетами, смешиваясь в поток раздраженных, буйствующих созданий. Существа эти, облаченные в необъемные шубы, сопровождаемые прислугой, детьми с гувернантками и собаками, не могли отвоевать себе и своему багажу хоть немного места и оттого распалялись еще сильнее.
– Проходим, господа, не толкаемся! Мадам, вам во второй класс! – кричал проводник, раскрасневшийся на морозе и мысленно поносивший свою дрянную работу на чем свет стоит. – Boulot de merde!
Мы с князем Таш'Найесхом успели помириться и теперь держались в стороне, чтобы никто не расстроил момент нашего прощания. Джасин и Кадван, занявшие очередь на компостирование билетов, уже махали нам руками, но Стайеш даже не удостоил их вниманием.
– Хочу посмотреть на тебя, – супруг обхватил мой подбородок своей большой рукой. – Запомнить тебя такой. Я уверен, к твоему возвращению многое изменится в этом мире… А ты оставайся как есть – моей маленькой девочкой, – наконец улыбнулся он.
Стайеш был так похож на зимний день: внешне сдержанный, серьезный – даже слишком серьезный, холодный – и живой лишь внутри. Он так хорошо скрывал свои проблемы от посторонних.
– А ты – мое горькое винное послевкусие, – мрачно усмехнулась я.
– Все изменится, я же дал слово.
– Тогда и я обещаю.
Стайеш подхватил мой чемодан и помог донести до двери вагона, – а там поцеловал на прощание так, что немногие оставшиеся на перроне пассажиры залились густой краской: подумать только, что позволяют себе эти яркоглазые Ядовитые люди со своими одельтерскими любовницами! Ловя на себе возмущенные взгляды, мы с князем засмеялись: люди с островов Тари Ашш всегда получали удовольствие от нарушения одельтерского общественного порядка.
До отправления оставалась всего четверть часа, и я ступила ногой на лестничку вагона; чемодан мой выхватили из рук Стайеша и ходко унесли в багажное отделение. В коридоре вагона меня подстерегла Джасин, которая тут же высказала свое мнение относительно отношения князя Таш'Найесха к другим компаньонам Хитреца.
Так начиналась наша дорога в столицу Империи Цесс.
Дорога обладает любопытными свойствами. Недолгая, она нагоняет меланхолию и подталкивает к размышлениям; длинный же путь бездумен и утомителен. Путь от Найтерины до Города Души в конце девятого столетия длился два с лишним дня.
* * *
Теперь нас было всего пятеро: Хитрец, Чьерцем, Джасин, Кадван и я, некогда Ядовитая княгиня, а ныне мнимая сводная сестра одельтерского мага. Мы направлялись в Цесс, страну, где царят другие порядки – совсем не такие, к которым мы привыкли на своих родных землях. По крайней мере двоим из нас – Берму и мне – не приходилось видеть другой жизни, – но та обещала настичь нас сама. И все компаньоны обязались играть отныне по неизвестному, написанному Хитрецом сценарию.
Выехав после обеда, первые три часа мы храбрились и читали все, что попадалось под руки (Кадван же все это время спал беспробудным сном). Следующие четыре-пять проплелись для нас под девизом «кто во что горазд»: каждый находил себе занятие, которое только мог придумать: в ход шли беседы, пасьянсы, курение и простое любование пейзажами за окном. Наконец по прошествии ночи мы встретились ранним утром в пустующем вагоне-ресторане.
Первыми к завтраку пожаловали Джасинеджа, Кадван и я. Мы выбрали скромный, последний в ряду столик, так что с одной стороны от нас оказалась стена. Чуть позже к нам присоединился Чьерцем Васбегард, в строгом пальто-рединготе и высоких щегольских сапогах, недовольный и невыспавшийся. Усевшись за наш стол и поцеловав Джасин руку, чародей тут же принялся выпрашивать у официанта четвертый прибор.