Неожиданно оживился:

— Как?.. Когда?.. А в каком они номере?.. Спасибо. Нет, телефон не нужно, у меня есть… — Он положил трубку. — Здесь. Поселились вчера после обеда. Четыреста двадцать первый номер. Это этажом выше, почти над нами. Ну, наглецы!

— Потеплело, — проговорил Софронов.

— И еще как! — согласился Турецкий. — Интересно, в номере они сейчас? Звонить нельзя.

— Я узнаю, — предложил Косенков. Он вышел и минут через пять вернулся: — Да, в номере. Я посмотрел у дежурной: в их клеточке ключа нет. Я же говорил: воскресенье, все закрыто, им нечего делать.

— Или больше ничего не нужно делать, а что нужно, они уже сделали. Ну, коллеги, кажется, начинается настоящая работа!..

Прикинули план на завтра: встретиться с прокурором, получить санкции на прослушку телефона бортмеханика и 421-го номера гостиницы «Ангара». Потом Софронову и Косенкову — в паспортный стол и в ГАИ, а Турецкому — с другого конца: с завода.

— Главное — найти этого Антона Романовича. Он — ключевая фигура! — подвел итог Турецкий. — А теперь — спать, завтра будет, похоже, горячий день!..

Наутро, ровно в девять, когда они вошли в здание областной прокуратуры, Турецкого остановил дежурный.

— Вы — Турецкий?

— Ну? То есть да.

— Для вас сообщение, я записал: «Передайте следователю Турецкому, что Антон Романович позвонил». Мужской голос. Не назвался.

— Когда принято сообщение?

— Вчера, в 19.15.

— Можно воспользоваться вашим телефоном?

— А почему нет? — удивился дежурный.

Турецкий набрал номер бортмеханика. Ответил сам Игорь.

— Мы с вами вчера встречались, — сказал Турецкий. — Мне передали, что вы звонили. Спасибо, что выполнили мою просьбу. Во сколько звонил Антон Романович?

— Да как вы уехали — через полчаса.

— И что сказал?

— Как обычно: когда у меня рейс. Я сказал. Спросил у него: посылку подвезете? Он сказал: может быть. И все. Теперь у меня неприятностей не будет?

— Теперь не будет, — твердо пообещал Турецкий и положил трубку. Подумал: «Очень горячо!» И почувствовал, как от волнения у него словно бы поджимается все внутри и тело наливается упругой, требующей выхода силой — так всегда бывало, когда расследование входило в решающую стадию.

Выслушав доклад Турецкого о том, как видится ему ситуация, прокурор только головой покачал:

— Хваткий вы, Александр Борисович, человек! Всего второй день в городе — и уже убийц знаете!

— Но мы же не второй день над этим делом работаем.

Прокурор разрешил прослушивание телефона 421-го номера гостиницы «Ангара» на основании дела по факту смерти директора АОЗТ «Кедр» и сам предложил установить за подозрительной троицей наружное наблюдение.

— Не помешает, — согласился Турецкий. — Что за человек был этот генеральный директор «Кедра»? — спросил он.

— Барсуков Геннадий Дементьевич. Крупная фигура была, очень крупная. Со связями — и у нас, и в Москве. Наш, иркутянин, сибирской закваски. Пришел на завод директором лет десять назад, из обкома партии — заведовал Отделом промышленности и транспорта. Когда завод преобразовался в АОЗТ, стал генеральным директором и председателем правления. Крутоват был, многие даже говорили — самодур. Может, и самодур, но дисциплину держал. Когда начались все эти дела — кризис неплатежей, спад производства, у многих все повалилось. А у него — нет, выдюжил.

— Почему это дело приняли к производству вы, а не горпрокуратура? — спросил Турецкий.

— Так ведь это не в Иркутске произошло, — объяснил прокурор. — На «Четверке». Так у нас говорят. Иркутск-4. Это в пятнадцати километрах от нас. Там еще несколько заводов оборонки. Закрытый город. Режимный. Хотя сейчас, конечно, от режима ничего не осталось.

— Разве «Кедр» — завод оборонки?

— Нет, в системе Цветмета. Но режим там — посерьезней, чем в оборонке. У них же продукция — платина, золото, серебро. Все — высшей пробы. Не говоря уже обо всем прочем. Цезий, литий, бериллий. Они куда дороже даже платины. На них, правда, не зарятся, кому они нужны?

Турецкий знал кому, но воздержался от возражений.

— Как произошло убийство? — спросил он.

Прокурор взял трубку внутреннего телефона:

— Мошкина!.. Иван Степанович, принеси ко мне материалы по делу Барсукова.

Похоже, сама увалистая фигура Мошкина и добродушное выражение его лица располагали к тому, чтобы все к нему обращались на «ты».

Из документов и пояснений Мошкина картина преступления вырисовывалась достаточно четко. Первую половину субботы Барсуков провел на заводе, он имел привычку бывать на заводе по субботам и воскресеньям, обходил цеха, разговаривал с начальниками смен — производственный цикл был непрерывным, неожиданные заминки могли возникнуть в любой момент. В начале первого вернулся домой. А в шесть вывел из своего гаража машину, джип «гранд-чероки», и поехал в сауну. Она находилась в охотничьем домике в нескольких километрах от «Четверки», на берегу Ангары, и после парилки посетители ее бухались прямо в воду или в прорубь, если дело было зимой.

Об этом охотничьем домике — комнат на пятнадцать, с облицованным дубом залом с камином, обставленным с вызывающей роскошью, и о традиционных субботних сборищах, в которых принимал участие не только сам Барсуков, но и многие из власть имущих и из «Четверки», и даже из Иркутска, знали в городке все. Года три назад пронырливый репортер иркутской молодежки прознал про эти дела и опубликовал хлесткий фельетон. Публикация наделала много шума, но никаких мер по факту растранжиривания государственных средств на строительство этого домика, его обстановку, охрану и обслуживание принято не было, а имя репортера быстро исчезло со страниц газеты: он неожиданно уволился, поменял квартиру и переехал в другой город. А Барсуков продолжал жить, как жил, не изменяя ни малейшей из своих привычек. Это его и сгубило.

Около полуночи он подъехал к своему дому и загнал машину в гараж, построенный рядом с домом, в ряду таких же капитальных, с центральным отоплением, гаражей. Жил Барсуков не в самом городе, а чуть не отшибе — в одном из трех десятков двухэтажных, каждый на свой лад, каменных коттеджей, в которых испокон века селились директора заводов и городское начальство. Жители «Четверки» называли это место генеральским поселком. Аккуратно заасфальтированные проезды между коттеджами и подъезды к генеральскому поселку всегда были ярко освещены, был установлен постоянный милицейский пост, и дежурный сержант время от времени обходил поселок, следя за тем, чтобы никто и ничто не нарушало начальственного покоя.

Во время очередного обхода, примерно за полчаса до полуночи, патрульный увидел неподалеку от коттеджа Барсукова красную «девятку». В машине никого не было. Решив, что к Барсукову или к его соседям кто-то приехал в гости и припозднился, он на всякий случай записал номер машины и двинулся дальше. А через полчаса, примерно в 0.05, прогремели три выстрела: сначала один, через несколько секунд — еще два, подряд.