Предположение Софронова о том, что литий мог уходить прямо из цеха, выглядело просто абсурдным. Турецкий спросил:

— А не может кто-нибудь из рабочих сунуть несколько ампул в карман и вынести с завода?

— Совершенно исключено, — ответил главный инженер. — Во-первых, вся продукция регистрируется компьютером. Во-вторых, даже если и сунет в карман, вынести все равно не сможет.

Он объяснил: при выходе из отделения после смены все оставляют свою рабочую одежду в специальной раздевалке, затем проходят в душ, а уже из душа — в другую раздевалку, где в шкафчиках висит то, в чем они пришли на работу. Раз в полгода вся спецура сжигается в термической печи, а рабочим выдают новую.

— Сжигается — зачем? — не понял Турецкий.

— Золотые и платиновые пары, пыль. Скапливаются в порах ткани. При сжигании отделяются.

«Значит, брали уже со склада готовой продукции», — утвердился Турецкий в своем убеждении. Это была конечно же неучтенка. Как могла неучтенная продукция просочиться через электронный контроль, об этом он тоже догадывался. Пришлось однажды столкнуться с подобным случаем: первичные данные о количестве продукции уже в памяти компьютера подменялись другими, заниженными. Значит, того или тех, через кого уходил литий (да и не только и даже не столько литий, сколько платина или золото — вот лакомый кус), нужно было искать среди начальства — в среднем и в высшем звене.

Попутно Турецкий выяснил, что главным инженером АОЗТ «Кедр» Юрий Сергеевич работает недолго, всего два года, а до этого был в Норильске, в концерне «Никель», дошел до начальника цеха. Там его и приметил Барсуков, прилетавший в Норильск по делам, и переманил хорошей квартирой, зарплатой и климатом.

— Не жалеете? — поинтересовался Турецкий еще во время экскурсии, где-то между разделительной плавкой и рафинированием.

Главный инженер неопределенно пожал плечами:

— Не знаю. Климат здесь, конечно, не сравнить с Норильском. А вообще… Не знаю, — повторил он.

— Что-то не нравится?

— Ну, все и не может нравиться, — ушел главный инженер от прямого ответа.

— А кто был до вас? Отправили на пенсию?

— Нет. До пенсии ему было еще лет десять. Утонул. На Байкале. Говорили: попал в шторм. Поехали порыбачить…

— Мы занимались этим делом, — вмешался в их разговор Мошкин. — Моторку нашли, прибило к берегу, а людей — нет, унесло течением. Дело закрыли, хотя неясности были.

— Какие?

— Ну хоть бы взять то, что заядлым рыбаком он никогда не был. Даже не удил в Ангаре. А тут вдруг — на самый Байкал. А второе что — поехал с двумя, которых жена не знала. Сказал — с завода. А на заводе никто с ним не ездил. А кто был с ним — так мы и не узнали. Были неясности, были.

Юрий Сергеевич, как показалось Турецкому, слушал Мошкина с каким-то обостренным интересом и даже словно бы с внутренним напряжением. Он промолчал, хотя Турецкий был уверен, что ему есть что сказать.

И теперь, возвращаясь с экскурсии по заводу, он решил зайти с другого конца.

— Как, по-вашему, кто станет генеральным вместо Барсукова?

— Татарин, — не задумываясь, ответил главный инженер. — Первый зам, Важнов. Его Татарином все на заводе зовут. За глаза, конечно.

— А первым замом?

— Коммерческий директор, — последовал такой же уверенный ответ.

— А коммерческим директором?

— Начальник отдела сбыта. Это все одна команда.

— А начальником отдела сбыта?

— Не знаю… Найдут кого-нибудь. Свято место пусто не бывает.

— А это место — свято? — спросил Турецкий.

Главный инженер внимательно на него посмотрел и кивнул:

— Да.

Турецкий взглянул на часы:

— Уже четверть второго! Мои не спешат?

Главный инженер тоже посмотрел на свои часы:

— Нет, правильно.

У него был не «Роллекс». Что-то вроде «Сейки». Хорошие часы, не из дешевых, но совсем не «Роллекс». И Турецкий решился спросить напрямую. И спросил:

— Я вижу, вас что-то тревожит. Не поделитесь? Может быть, легче станет?

Главный инженер помедлил с ответом. Потом сказал:

— Был с полгода назад один случай… не выходит из головы. Один слиток золота вышел с брачком — с маленькой раковинкой. Мастер спросил: переплавить? Я посмотрел, решил: сойдет, раковинка еле заметная. Сказал: отправляйте на склад. На другой день один покупатель, он большую партию брал, потребовал сделать еще один анализ. Хотел убедиться, что золото — действительно, как мы говорим, четыре нуля, всего 0,0001 — одна десятитысячная доля примесей. Я и решил: вот этот слиток и возьмем, а потом переплавим. Но…

— Этого слитка на складе не было? — угадал Турецкий.

— Да.

— А кому-то другому не могли продать?

— Нет, других клиентов не было, ни одного.

— Понятно…

— Вы думаете, за этим что-то есть?

— Пока не знаю, — ответил Турецкий. — Как говорит мой знакомый патологоанатом: вскрытие покажет.

— А вскрытие будет?

— Думаю, этого не избежать. Может быть, не завтра, но обязательно будет. Вы никому об этом случае не рассказывали?

— Никому. Только вот вам.

— И не рассказывайте, — посоветовал Турецкий. — Спасибо за откровенность. А теперь познакомьте нас с начальником отдела кадров.

— У нас не начальник — начальница.

— Тем лучше, — сказал Турецкий. — Попробую ее обаять.

Главный инженер усмехнулся:

— Ее обаяешь!..

Начальнице отдела кадров было за сорок, она словно бы не вмещалась в изящный синий костюмчик и с виду была неприступной как танк. Для начала Турецкий попросил показать список всех руководителей завода и внимательно его просмотрел: не было ни одной прибалтийской фамилии. Может, этот Антон Романович работал раньше, а теперь уволился?

Турецкий начал издалека — с самой больной темы для любого кадровика:

— У вас большая текучесть кадров?

— А с чего ей большой-то быть? — ответила, будто огрызнулась, кадровичка. — Зарплаты у нас хорошие, даже по нынешним временам. Раз в квартал — дивиденды с акций. Обеды бесплатные, из трех блюд. Кто из Иркутска ездит — «Икарус» для тех ходит, к смене и со смены. Тоже бесплатно. От нас и в ранешние времена не шибко бегали, а сейчас и подавно. Работа, говорили было, не волк в лес не убежит. Э! Убежала! Сейчас народишко за свое место зубами держится!

— А из руководящего состава кто-нибудь за последние два-три года уволился?

— А вам-то зачем это знать?

— Вы умеете хранить служебную тайну? — спросил Турецкий.