— Звонил Амрик Сингх. Он хочет поговорить с тобой. Ничего особенного, можешь не волноваться. Утром тебя отпустят.

Муса не ответил. Он даже не повернул головы в сторону Годзиллы. Презрение сквозило в развороте его плеч и в неестественно выпрямленной спине. Он вышел из дома в сопровождении двух вооруженных людей и сел в машину. На него не надели наручники, а на голову не накинули мешок. Джип тронулся и поехал по скользким обледеневшим улицам. С неба снова повалил снег.

Кинотеатр «Шираз» был превращен в центр анклава, состоявшего из казарм, домов офицерского состава и окруженного изощренными порождениями паранойи — двумя концентрическими рядами колючей проволоки, между которыми был зажат мелкий ров. Четвертым рубежом этих укреплений была толстая стена, гребень которой был усеян битым стеклом. По обе стороны от ворот из гофрированного железа стояли две сторожевые вышки, на которых бессменно дежурили пулеметчики. Джип, на котором привезли Мусу, беспрепятственно проехал в ворота. Несомненно, его здесь ждали. Джип остановился у входа в главное здание.

Вестибюль кинотеатра был ярко освещен. Гипсовый рифленый потолок, покрытый мозаикой маленьких зеркал, словно гигантский перевернутый глазированный свадебный торт, прихотливо отражал лучи крикливых дешевых люстр. Сквозь потертый красный ковер местами просвечивал цементный пол. В застоявшемся воздухе висел удушливый запах оружия, дизельного топлива и старой одежды. В бывшем буфете был оборудован приемный пункт для пытаемых и палачей. На стенах висели плакаты с названиями давно проданных закусок, фруктовых ассорти и шоколадного мороженого, а также с названиями когда-то шедших здесь фильмов. Все это было напоминанием о тех временах, когда кино еще не было запрещено «Тиграми Аллаха». На некоторых анонсах застыли куски красного выплюнутого бетеля. На полу рядами лежали молодые мужчины, связанные и закованные в наручники. Некоторые были избиты до такой степени, что были не силах шевелиться. У многих руки были прикованы к лодыжкам. Солдаты расхаживали между телами несчастных. Сюда приволакивали новичков, других оттаскивали на допрос. Из-за массивных деревянных дверей зрительного зала доносились приглушенные звуки, похожие на саундтрек триллера. Бетонные кенгуру с мусорными контейнерами вместо сумок (на них было написано «Воспользуйся мной») с равнодушными улыбками взирали на происходящее.

Мусу и сопровождавших его военных не стали задерживать на КПП, и они, как августейшие особы, проследовали мимо, провожаемые взглядами лежавших на полу людей, к полукруглой лестнице, поднялись на второй этаж и по другой, узкой лестнице прошли в будку киномеханика, переоборудованную в кабинет. Муса понимал, что и это было заранее обдумано. В этом действе не было ничего спонтанного.

Из-за стола, который был завален бумагами, придавленными весьма экзотичными пресс-папье — морскими раковинами, бронзовыми статуэтками, моделями парусных судов и фигурками балерин в стеклянных шарах, — поднялся майор Амрик Сингх, чтобы поздороваться с Мусой. Майор был смугл и очень высок — под метр девяносто. На вид ему можно было дать лет тридцать пять. Сегодня он выбрал для себя образ сикха. Кожа над линией бороды была пористой, словно суфле. Темно-зеленый тюрбан плотно охватывал уши и лоб, приподнимая уголки глаз и брови, что придавало Сингху сонный вид. Те, кто хотя бы поверхностно был знаком с майором Амриком Сингхом, знали, насколько обманчивым было это впечатление. Обойдя стол, майор Амрик Сингх приветливо и даже, пожалуй, сердечно, поздоровался с Мусой. Потом он попросил выйти приведших Мусу солдат.

— Ас салам алейкум бузур… Прошу тебя, садись. Что будешь: чай, кофе?

В тоне прозвучало нечто среднее между вопросом и приказом.

— Ничего. Шукрия.

Муса сел. Амрик Сингх поднял трубку полевого телефона и приказал принести чай и «офицерский бисквит». Рядом с этим огромным человеком стол казался непропорционально маленьким, почти игрушечным.

Это была не первая их встреча. Муса виделся с Амриком Сингхом несколько раз и всегда в своем доме, куда Амрик Сингх приходил в гости к Годзилле, коего он решил высочайше одарить своей дружбой. Годзилла был не вполне волен отказаться от этого предложения. После нескольких первых визитов Амрика Сингха Муса заметил разительную перемену в домашней атмосфере. В доме стало тише. Ожесточенные политические споры, которые он вел с отцом, прекратились. Муса, однако, чувствовал, что отец стал подозрительным и часто смотрит на него внимательным, оценивающим взглядом. Однажды Муса, выйдя из своей комнаты, поскользнулся на лестнице, но сумел сохранить равновесие и приземлился на ноги. Годзилла, наблюдавший этот акробатический этюд, вдруг пристал к Мусе. Отец не повысил голос, но Муса видел, что Годзилла в ярости, по пульсирующей артерии на виске.

— Где ты научился так падать? Кто тебя научил этому?

Он осмотрел сына, подчиняясь инстинкту встревоженного кашмирского родителя. Он искал чего-то необычного — мозолей на указательном пальце от спускового крючка, потертостей на локтях и коленях — признаков военной подготовки в одном из лагерей. Никаких признаков он не нашел, но решил откровенно поговорить с Мусой о сведениях, сообщенных ему Амриком Сингхом — о ящиках с «железом», временно хранившихся в саду семьи в Гандербале, о поездках Мусы в горы, о его встречах с неблагонадежными «друзьями».

— Что ты можешь обо всем этом сказать?

— Спроси своего друга, майора-сахиба. Он скажет, что ум, который нельзя применить, стоит не дороже мусора.

— Тсе чхуй марнуй асси сарней ти марнавакх, — ответил на это Годзилла. («Тебя убьют и всех нас вместе с тобой».)

Когда Амрик Сингх пришел в следующий раз, Годзилла настоял, чтобы на встрече с гостем присутствовал и Муса. По случаю прихода дорогого гостя все уселись на ковер вокруг пластикового, украшенного цветами дастархана, а мать Мусы обслуживала гостей. (Муса попросил Арифу позаботиться о том, чтобы ни она, ни мисс Джебин не показывались на первом этаже до ухода визитера.) Амрик Сингх источал тепло и дружелюбие. Он чувствовал себя как дома, откинувшись на подушку. Он рассказал несколько вульгарных анекдотов о глупых сикхах и сам громче всех смеялся этим шуткам. Затем, сказав, что ремень помешает ему пить и есть вволю, он расстегнул и снял ремень с кобурой, из которой он даже не подумал вытащить пистолет. Если он хотел показать, что доверяет хозяевам, то это действо, наоборот, произвело противоположный эффект. Гибель Джалиба Кадри была еще впереди, но все знали о череде связанных с именем Амрика Сингха убийств и похищений. Пистолет зловеще лежал среди сладостей, закусок и чайников. Встав из-за стола и поблагодарив хозяев, он собрался уходить, забыв пистолет, или притворившись, что забыл. Годзилла взял пистолет со стола и отдал майору.

Амрик Сингх внимательно посмотрел на Мусу, рассмеялся, надел и застегнул пояс.

— Хорошо, что твой отец вспомнил. Представь себе, что было бы, если бы во время какой-нибудь облавы у вас нашли бы оружие. Не то что я, вам бы и сам Бог не смог бы помочь. Только вообрази.

Все послушно рассмеялись вслед за майором. Однако Муса заметил, что глаза Амрика Сингха не смеялись. Они только поглощали свет, но не отражали его. Это были матовые, бездонные черные диски без малейшего намека на блеск.