И тут шестым чувством, а может быть, десятым или двадцатым, которым всегда наделен профессионал такого класса, как он, Глеб догадался: дом, в котором он с Сироткой прячется, окружен и это дело рук полковника Студийского.

Глеб не стал раздумывать над тем, каким образом Студинский смог его выследить и как удалось омоновцам и спецназу так близко подобраться к заброшенному, поставленному на бесконечно долгий ремонт зданию.

Он подошел к Сиротке и положил руку ему на плечо, тот вздрогнул. Глеб прижал палец к губам и прошептал:

– Тс-с-с. Вставай, нас сейчас будут брать.

Сиротка вскочил на ноги, затем словно из него выдернули стержень, снова опустился на пол.

– О Господи, только бы не стреляли.

– Думаю, что будут стрелять. Ляг на пол и лежи.

– А ты?

– Тебе они ничего не сделают. Подержат и отпустят, а вот я им нужен. И со мной они собираются поговорить серьезно.

– Э, так здесь же есть выход. Мы можем воспользоваться черным ходом.

– Мы уже ничем не можем воспользоваться, – сказал Глеб, – думаю, они сидят даже в канализационном коллекторе.

Сиротка мотал головой, словно пытался согнать оцепенение, наступившее от безысходности.

А Глеб быстро раскрыл свою сумку и уже через две минуты был одет.

Сиротка смотрел на него с изумлением. Теперь перед ним стоял не бездомный бродяга, а совсем иной человек – стройный, подтянутый, готовый к решительным и мгновенным действиям. Поблескивало оружие – Короткий автомат «узи», несколько гранат, два пистолета, большой нож и брезентовый подсумок с обоймами.

– Ну и ну! – единственное, что смог выговорить Сиротка.

– Может, и тебе дать пострелять? – шепотом спросил Глеб.

– Нет-нет, ты что! – замахал руками Сиротка и как от чумного бросился в сторону. – Да я боюсь брать оружие в руки. Ты что! Если я выстрелю, то тогда мне наверняка конец.

– Ляг на пол и лежи. Это самое верное. И не вздумай сопротивляться, когда тебя будут брать.

– А что ты будешь делать?

– А я попробую с ними разобраться.

– А сколько их? – дрожащим голосом спросил бродяга.

– Я думаю, не меньше полусотни. Во всяком случае, во дворе стоят два автобуса.

И тут послышался шум еще одного автобуса, который въезжал во двор. Это прибыло подкрепление ФСБ.

– Слушай, у нас нигде нет бензина? – спросил Глеб.

– Как это нет? Целая канистра стоит. Я украл ее у одного инвалида, он отлучился от своего «жигуленка», а я прихватил. Новенькая канистра, думал продать.

– Где бензин?

– Там, в углу, – Сиротка на четвереньках пополз в дальний угол комнаты.

Послышался шорох, стук отодвигаемых коробок и ящиков. Глеб увидел, как на оцинкованном боку канистры сверкнул блик.

– Давай-ка сюда.

Сиротка подтащил канистру.

– О, да здесь литров двадцать, как раз столько мне и надо.

Глеб приоткрыл дверь в подъезд и принялся поливать лестницу и площадку бензином. Затем вышел на черный ход и там проделал то же самое. Нестерпимо запахло бензином, но Глеб любил этот запах.

Подходить к окнам было опасно, скорее всего, прибыли и снайперы.

«Неужели они осмелятся начать стрельбу посреди города в то время, когда все жители спят? Неужели они будут штурмовать дом, в котором живут люди? Пусть квартир немного, но все равно там могут быть дети, старики. Какие же они все-таки сволочи».

Затем Глеб Сиверов сделал следующее. Он аккуратно снял щит с окна, выходившего во двор, затем взял сломанный стул, на котором любил сидеть Сиротка, и вышиб стекла.

– Студинский, ты меня слышишь? – не подходя к окну, громко крикнул Глеб.

– Да, слышу. Сдавайся, дом оцеплен. Это твой единственный шанс остаться в живых.

– Это твой шанс, – крикнул Глеб. – Я хочу с тобой договориться.

– Когда ты сдашься, мы отпустим Быстрицкую и ее дочь, – голос полковника подрагивал.

– Ты что, полковник, собираешься начать стрельбу посреди города?

– Да, собираюсь.

– Ну что ж, это будет дорого стоить тебе и твоим людям. Ты же знаешь, что я так просто не сдамся.

На крыше автобуса вспыхнули прожектора, и их яркие лучи осветили дом.

– Послушай, Студинский, я не один. Сейчас из дома выйдет человек, можете его обыскать, документов у него нет, это бродяга.

– Хорошо, пусть выходит, – раздался голос полковника Студинского.

– Ну, Сиротка, прощай.

Сиротка, который сидел на корточках у стены и слушал весь разговор, мало что в нем понимая, вскочил на ноги.

– До свидания, Федор, – жалобно сказал он и попытался обнять Глеба.

Тот уклонился от объятий, схватил Сиротку и повалил на пол.

– Не ходи рядом с окном, они могут выстрелить.

– Да что ты? Зачем?

– И выходя из подъезда, не забудь поднять руки.

– Ладно, может быть, еще встретимся, – сказал Сиротка, – успехов тебе, Слепой.

– Вот видишь, ты уже знаешь, как меня зовут. Ты хороший мужик.

На прощание Глеб засунул тому в карман пачку денег. Сиротка нащупал ее и ахнул – никогда еще его рука не держала столько денег.

– Ладно, я пошел, – суетливо сказал бродяга, направляясь к выходу из квартиры.

Он чуть не подскользнулся на площадке, облитой бензином и, держась за перила, спустился вниз. Скрипнула дверь. Сиротка вышел из подъезда и медленно поднял руки.

Глеб следил за каждым движением своего приятеля. Но бродяга смог сделать всего лишь несколько шагов, затем споткнулся, попытался обрести равновесие, взмахнув руками, и в это время прогремел выстрел. Не выдержали нервы у одного из снайперов…

Сиротка качнулся, медленно опустился на колени и уткнулся лицом в землю, его правая рука сжимала пачку денег.

– Вперед! – приказал Студинский.

Его люди в черных масках и камуфляже цепью побежали к дому. Глеб не стрелял, хотя мог бы уложить человек пять. Он ждал, он знал, что сделает, если только не помешает какая-нибудь досадная случайность, не предвиденная им.

Люди Студийского забросили в подъезд гранаты со слезоточивым газом.

Глеб был готов к этому.

«Что еще они могут придумать, эти болваны, не имеющие боевого опыта?»

Он-то бывал в передрягах и похуже, видел и не такое. Всего-то и проку от этих гранат, что в дыму они не увидят друг друга.