Вскоре они вошли во двор, Глеб нашел окна квартиры Синеглазова. Там горел свет. Автомобиль стоял на площадке. Глеб подошел к машине и заглянул в салон. На переднем сиденье лежал школьный ранец. Сердце Глеба дрогнуло.

«Неужели он кого-то убил? И уже поздно?!.»

– Стой здесь, – сказал он Сиротке, кладя руку ему на плечо.

Сиротка, сам не зная почему, вдруг ответил:

– Слушаюсь, – и вытянулся по стойке «смирно».

Глеб про себя улыбнулся.

Он сунул руку в сумку и нащупал в кармашке универсальную отмычку, которая выручала его не раз. Она была изготовлена умельцами на зоне и досталась ему в качестве подарка за одну услугу. Подарил ему отмычку Соловьев, и Глеб был благодарен за это другу.

Он быстро взбежал на третий этаж и затих перед дверью.

Отмычка мягко вошла в замок, Глеб прислушался. В квартире громко играла музыка – Патрисия Каас распевала песни на немецком языке. Глеба слегка передернуло, он еще раз повернул отмычку и тихо открыл дверь.

В ванной комнате происходила какая-то возня. Глеб переступил порог, прижался к стене держа армейский кольт.

– Ну, быстрее, быстрее, – послышался мужской голос, а потом детский плач. – Я кому сказал?

– Ах ты, сука! – прошептал Глеб и ворвался в ванную.

Синеглазов повернулся и увидел направленный прямо ему в лицо ствол пистолета.

– Стоять! – прошептал Глеб. – Одно движение, и я продырявлю твою башку.

Понял, паскуда?!

Настя Левицкая была привязана кожаным ремнем к трубе. Из ее широко открытых глаз по щекам текли слезы.

Глеб нанес Синеглазову резкий удар. Тот качнулся и опустился на колени, затем упал на пол. Глеб бросился к девочке, которая билась в истерике.

Он развязал ремень и перенес девочку в комнату, уложил на диван. На полу валялись раскрытые папки с фотографиями, с которых смотрели детские лица, искаженные страхом. Глеб взглянул на фотографии, и его кулаки сжались, он почувствовал, что задыхается от бешенства.

– Ах ты, подонок! Зверюга! Так ты их мучал, а потом еще и фотографировал. Мразь!

Глеб присел перед диваном и стал приводить в чувство Настю.

– Успокойся, успокойся, родная! Ничего не бойся. Все будет хорошо.

– Мне страшно, страшно! – шептала девочка. – Меня ждет папа, мама. Ждут меня!

Ее голос дрожал, срывался, она захлебывалась в рыданиях, руки мелко тряслись.

Глеб схватил плед и укутал девочку.

– Успокойся, успокойся!

В ванной тяжело приподнялся Синеглазов. Он потряс головой, с разбитого лба текла кровь. Он зарычал как зверь и на четвереньках пополз в кухню.

Глеб не слышал, как скрипнула дверь. Вооружившись огромным ножом, Синеглазов поднялся на ноги, прижал ладонь к окровавленному лицу и, крадучись, направился в гостиную. Он слышал мужской голос и, выглянув, увидел мужчину, склонившегося на девочкой.

С диким ревом Григорий Синеглазов бросился на Глеба, но тот успел швырнуть ему под ноги журнальный столик и резко отклонился в сторону.

Синеглазов рухнул на столик. Глеб вскочил на ноги. Синеглазов с огромным кухонным ножом тоже поднялся.

– Брось нож! – прошептал Глеб, понимая, что его приказ не будет выполнен. – Брось, я тебе сказал, сволочь!

Григорий Синеглазов водил лезвием ножа из стороны в сторону.

– Зарежу, зарежу, – шептал он.

Глеб понял, что перед ним довольно серьезный соперник. Но он не боялся ножа. Он был настолько потрясен увиденным, что готов был растерзать Синеглазова сейчас, тут же, не дожидаясь справедливого суда.

– Положи нож и сядь на пол.

– Не сяду, – шептал Синеглазов, медленно приближаясь к Глебу.

Вдруг он резко бросился вперед, целясь ножом Глебу в грудь. Сиверов увернулся, но перехватить руку не успел. Синеглазов остановился.

– Зарежу! Зарежу, – он поднял нож над собой.

– Ну! Попробуй, зарежь, – Глеб опустил руки, пошире расставил ноги.

Синеглазов медлил. Девочка, забившись в угол дивана, дрожала, от ужаса она даже потеряла голос.

Один из мужчин был в крови, тот, который ее подвез, но и второй тоже был страшен.

– Ну же, – сказал Глеб, – нападай.

Синеглазой с рычанием бросился во второй раз. Лезвие ножа прошло буквально в сантиметре от груди Глеба. На этот раз он успел перехватить руку, резко, с хрустом вывернул ее и нанес Синеглазову сокрушительный удар коленом в солнечное сплетение.

Синеглазов захрипел и повалился на пол. Глеб еще раз ударил его ногой, затем навалился сверху и начал связывать ему руки носовым платком.

Настя громко закричала.

– Сейчас, сейчас, не бойся. Успокойся, маленькая, успокойся. Тебе больше ничего не угрожает.

Синеглазов хрипел, извивался, пачкал кровью ковер. Глеб подтащил его к радиатору, сбегал в ванную, взял кожаный ремень и привязал Синеглазова к трубе.

– Вот теперь ты не вырвешься, гнусный маньяк.

– Это не правда! Не правда! – закричал Синеглазов.

– Что не правда? А это что такое? – Глеб принялся доставать из папок фотографии и совать их в лицо Синеглазову. – Это твоих рук дело! Ублюдок! Моя бы воля, я бы тебе прямо сейчас отрезал яйца, но ты нужен живым. Тебя будут судить.

– Я больной! Больной! – закричал Синеглазов. – Мне ничего не будет, ничего.

– Ах, не будет!

Глеб подскочил и ногой ударил Синеглазова, тот завыл, из носа потекла кровь.

– Говоришь, не будет?.. Да тебе вышка, ублюдок! Но перед тем на зоне тебя изнасилуют так, как тебе и не снилось!

– Ничего, ничего мне не будет!..

Синеглазов на минуту умолк, потом хрипло зашептал:

– Послушай, отпусти меня. Отпусти! У меня есть деньги, я тебе дам много денег. Очень много денег.

– Откупиться хочешь, скотина?! Да тебе никаких денег не хватит, чтобы я тебя отпустил. Таких, как ты, надо держать на цепи, надо живьем закапывать в землю!

Голова Насти Левицкой запрокинулась: она потеряла сознание. Глеб увидел это и бросился к девочке, стал , хлопать ее по щекам. Но Настя не приходила в себя. – Скотина, до чего ребенка довел! Если бы не я, ты бы ее уже, наверное, убил.

– Послушай, я дам тебе много денег, отдам машину, квартиру, только отпусти меня.

– Заткнись, сволочь! – Глеб вскочил и снова пнул Синеглазова.

Затем бросился в ванную искать нашатырь. Он нашел флакон, смочил полотенце и поднес к лицу Насти. Та вздрогнула, вдохнув пары нашатыря, и открыла глаза.