Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнул, вспомнив свой портрет.
– Если король или принц не оставляет после себя наследников, его талисман хоронят вместе с ним. Мы не расстаемся с ними в жизни и не утрачиваем со смертью.
Я была очень привязана к Асмуру – он баловал меня, делал всякие подарки. Поэтому в последнюю ночь я пришла в зал, где стоял гроб, хотя по обычаю все покинули его. Когда я наклонилась поцеловать его… Талисман Асмура был в бархатной ладанке, он всегда прятал его от чужих глаз… но тут она немного раскрылась, и я… я увидела камень. Это был бриллиант… – Гива подняла глаза. – Бриллиант Ашура.
Я молча смотрел на нее. Я ждал продолжения. Гива вдруг заторопилась.
– Никто не усомнился, что погиб Асмур. Он был во главе войска, в одежде короля. Никто даже не удосужился взглянуть на его талисман. Ведь вы были похожи как две капли воды. Никто ни тогда, ни потом не сомневался, что похоронили Асмура.
– А кого похоронили? – тупо спросил я.
Гива робко смотрела на меня. В ее громадных глазах был испуг.
– Ашура, конечно… – шепотом сказала она.
У меня в мозгу что-то щелкнуло, и я, наконец, понял. Безо всякого почтения к своим родным-предкам, я опустился на холодную плиту и взялся за голову.
– Гива! Ты хочешь сказать, я…
Гива быстро облизнула губы. Молча ждала.
– Я – Асмур?
– Конечно! – воскликнула сестра. Я взглянул на свое надгробье.
– И был убит Ашур?
– Да.
Я потер лоб. Новая ловушка? Но зачем… как… кому это выгодно?
– Кто еще знает об этом?
– Никто.
– И за все эти годы ты никому не проговорилась?
– Нет. Сначала я просто очень испугалась и спрятала камень, а потом подумала, что если Асмур жив, значит, ему это зачем-то надо, и он придет когда-нибудь и вознаградит меня за молчание.
– Да. Конечно. Вознаградит. И чего же хочет маленькая Гива?
– Ты разрешишь мне выйти замуж за моего пажа?
– Валяй! – криво усмехнулся я. – Если я когда-нибудь стану королем.
– Но ты ведь и есть король!
– Иди, девочка, – сказал я устало, – мне надо подумать.
– Да, король Асмур! Но знай – я за тебя!
Я сидел, опершись затылком о собственную гробницу. Слишком неожиданно. Слишком, слишком, слишком, чтобы не быть правдой. Много прояснялось, но многое становилось еще запутанней. Я уже привык быть Ашуром. Ашур меня вполне устраивал. О господи, как я устал от этого семейства, где никто и никогда не говорит правды безо всякой выгоды для себя!
– Король мой, Асмур, господин…
Не было нужды оглядываться, чтобы узнать, чей это голос. Я исподлобья посмотрел на Габи, прислонившуюся к углу гробницы принца Арамея. Не сводя с меня насмешливых глаз, она подняла руку, взлохматила свои пышные волосы.
– И ты знала.
– Недавно узнала.
– Но, как всегда, ты хоть на полшага, но впереди меня. Куда я ни прихожу – там уже ты или только что побывала. Ты все узнаешь хоть на минуту, но раньше меня. 7Ы меня ведешь по этому пути. Чего ты хочешь от меня, Элджгеберта?
– Чтобы ты убрал Габриэллу, – не задумываясь, ответила она.
Вот так. Я сказал вкрадчиво:
– Габи, детка, а что если это положение меня вполне устраивает? Я сыт, пьян, любим красивой женщиной, и на трон, и на тебя, и на мое прошлое мне теперь глубоко плевать! Да, кстати, Габи, а ведь твой сон сбылся! Асмур жив. А мне тогда приснилось, что ты целуешь меня. Этот сон тоже сбудется, да?
Я поднялся, шагнул, подхватил ее, ощущая узкую гибкую спину, запрокинул ей голову, впился в прохладные губы – грубо, жестко. Мне хотелось сделать ей больно, но губы у нее оказались удивительными, и я легко преодолевал сопротивление ее гибкого тела, все глубже погружаясь в безумие, называемое поцелуем… Габи вдруг обмякла в моих руках, и я невольно ослабил хватку…
Удар был страшен.
Я лежал на полу, корчась от боли. У Габи, стоявшей надо мной, на лице было отчаяние.
– Га-аби… – простонал я.
Она оглянулась на меня, убегая, – последний раз блеснуло бледное лицо, сверкнули золотые глаза…
С трудом переводя дыхание, я сел, скорчившись.
Так сидел король Асмур, раздавленный своим королевским величием.
Я не мог ничего вспомнить об Ашуре, потому что мне просто нечего было вспоминать. Я не подстраивал ловушки Ганелоне, потому что сам в нее попал. Я был Асмуром и потому в глазах Альберта, который меня сразу узнал, – убийцей его любимой и главной причиной всех будущих раздоров.
Но как могла обмануться Габриэлла?
Или она не обманулась?
Тогда зачем рассказывала мне об их с Ашуром планах? Неужели надеялась, что память ко мне так и не вернется, и что я никогда не пойму – кто я на самом деле?
Или… Я вспомнил слова Альберта о том, что мне надо еще дожить до совета. Она надеялась, что я не успею вспомнить…
– Асмур! – позвали гулко. – Асмур! Мы пришли за тобой!
Похоже, сегодня фамильный склеп – одно из самых оживленных мест во дворце. Они стояли в двух гробницах от меня – трое гигантов, светящихся в полумраке призрачно-синим светом, со слишком короткими для их огромных рук мечами – зелеными языками пламени.
Я медленно поднимался, вынимая шпагу. Надо отдать должное Габриэлле – она всегда верно оценивает обстановку. О, Габриэлла, Габриэлла… еще одно предательство – но ни боли во мне, ни сожаления… Асмур умер, Асмур будет мертв.
Они не дали себе труда соблюсти хотя бы видимость боя – просто пошли ко мне единой светящейся стеной, опустив сияющие мечи. Мой черный жемчуг был далеко, моя подруга-ведьма покинула меня, а братья и сестры выжидали – чем закончится эта жалкая пародия на схватку. Одним претендентом меньше… Я вздохнул и шагнул им навстречу…
И тут пол дрогнул у меня под ногами – плиты плавно повело в сторону, открывая перед носками моих сапог черную бездну. В самой глубине ее светилось багровое пламя. Гиганты замешкались на мгновение, но и этого оказалось достаточно, чтобы между нами пронеслась беззвучная золотая молния, и я увидел рядом с собой две рослые фигуры.
– Грудда?! – не поверил я. Сестра кивнула.
– Хоть это и семейное дело, я взяла с собой Хэмфорда. Берегись!
Гиганты тяжело шагнули через расщелину.
Я сидел на зеленой траве и внимательно смотрел на свои руки. Ладони были ободраны, словно их долго обрабатывали наждаком.
Меня потрясли за плечи и, подняв глаза, я увидел склонившуюся надо мной Грудду. Она что-то говорила мне, но я не слышал ни звука, хотя она повторяла это снова и снова. Хэмфорд лежал неподалеку, положив кудрявую голову на руки. Вместо одежды на нем были одни обгорелые лохмотья.