Террасы Мачу-Пикчу, недостижимой крепости инков, так и не найденной испанцами

Однако на протяжении двух последующих лет Писарро все же удалось вернуть контроль над страной. Примечательны в этом плане две экспедиции: поход Педро де Вальдивии в Чили и двухлетняя экспедиция Гонсало Писарро на север. Последняя снаряжалась для исследования совершенно новых земель, что почти невероятно и еще раз подчеркивает необычайное бесстрашие испанцев в их неудержимом стремлении к покорению новых территорий. Дойдя до реки Напо, одного из верхних притоков Амазонки, Гонсало построил небольшую бригантину и отправил на ней одного из своих капитанов, Франсиско де Орельяну, вперед, в поисках продовольствия, тогда как основной отряд продолжал пробиваться через джунгли вдоль берега реки. Однако Орельяна «попал в течение такой силы, что за короткое время добрался до места встречи двух Великих Рек, но не нашел никакого продовольствия; также, измерив проделанный им за три дня путь, он понял, что за целый год невозможно вернуться тем же путем назад…». Он не только добрался до устья Амазонки, но и вывел свое доморощенное суденышко в море, направившись на север к острову Кубагуа в Карибском море – почти невероятное предприятие. Гонсало был в ярости. Его люди голодали, отряд находился в нездоровой местности, среди людей столь примитивных, что они «привязывали переднюю часть своих гениталий между ногами куском хлопковой веревки, которую закрепляли на поясе; у женщин же имелись какие– то лохмотья для прикрытия секретов, но больше никакой одежды». Основной части экспедиции потребовалось больше года, чтобы пробиться назад в Кито, куда испанцы добрались в июне 1542 года – «почти обнаженные, ибо задолго до этого от обильнейших дождей и при иных обстоятельствах одежда сгнила на них, так что теперь у каждого из них было только по два куска оленьей шкуры, прикрывавших их спереди, а также сзади; у некоторых остались старые истлевшие штаны и обувь, изготовленная из сырых оленьих шкур; их мечи нуждались в ножнах и были попорчены ржавчиной; все они шли пешком, их руки и ноги были исцарапаны кустарником и шипами, лицами они напоминали скорее покойников, так что друзья и старые знакомые едва могли их узнать…». Погибло восемьдесят участников экспедиции, а из четырех тысяч индейцев вспомогательного войска умерло больше половины.

Эта необычайная экспедиция – возможно, самый яркий эпизод правления Писарро в Перу; она показала лучшие черты испанцев – храбрость, бесстрашие и замечательную стойкость в испытаниях. Однако в то время как люди Гонсало с трудом и невероятными лишениями выбирались из убийственно влажных лесов Амазонки, фортуна стала отворачиваться от семейства Писарро. Люди Альмагро – те, кто ходил с ним в Чили и практически ничего не получил за перенесенные лишения, – проявляли все большую нелояльность. Центром заговора стал сын Альмагро, которого Писарро лишил земель и индейцев, унаследованных им от отца. Появились новости об отправке королевской комиссии во главе с судьей для проверки положения в Перу, однако прибыла она только в августе 1541 года, через два года после смерти Альмагро. Стойким приверженцам молодого Альмагро оставалась только гордость, и они шагали по улицам Лимы, оборванные, снедаемые ненавистью к Писарро и замышляющие убийство.

Назначен был день – 26 июня 1541 года, воскресенье. Как в заговоре против Кортеса двумя десятилетиями ранее, все, похоже, оборачивалось для заговорщиков неудачно. О заговоре донесли Писарро, но их и раньше было так много, что он почти не обратил внимания на еще один. Он сообщил об этом своему судье Веласкесу и решил не посещать мессы, и это все; хотя Веласкес не сделал попытки арестовать заговорщиков, они догадались, что их план раскрыт, когда Писарро не появился в церкви.

Организаторы заговора, однако, были настолько озлоблены, что не могли уже остановиться. Около полудня они вошли во дворец губернатора. Писарро в это время обедал с несколькими капитанами, избранным епископом Кито, судьей Веласкесом и своим сводным братом Мартином де Алькантарой. Все были безоружны, и большинство сразу же бежало в сад. Писарро велел одному из своих офицеров закрыть дверь на засов. Вместо этого офицер попытался заговорить с убийцами. Его тут же закололи, и Алькантара, помогавший Писарро облачиться в доспехи, бросился с двумя пажами защищать вход во внутреннюю комнату. Писарро отшвырнул незастегнутую кирасу, схватил меч и, обернув плащом левую руку, бросился им на помощь. Однако защитники уже получили ранения. Алькантара упал. Тогда убийцы набросились на Писарро, «который так долго сражался с ними, что от усталости меч выпал из его рук, и затем они убили его, проколов рапирой горло; и когда он упал на землю и дыхание отказало ему, он воззвал к Господу о милосердии, и, сделав это, он начертил крест на земле и поцеловал его, и затем тут же испустил дух».

Очень сомнительно, чтобы Писарро дали достаточно времени таким образом примириться с Богом, и другие версии предполагают, что убийцы немедленно сомкнулись вокруг него, спеша прикончить, вонзая свои мечи в тело человека, которого ненавидели.

Это был естественный конец для наименее одаренного из всех великих завоевателей истории. Именем Христа он уничтожил процветающую империю, не принеся взамен ничего, кроме разложения. Он как будто олицетворял собой темную сторону человеческой личности – Человека– Разрушителя. И все же невозможно не испытывать к нему невольного уважения – к его слепой целеустремленности, к его храбрости и выносливости, к его невероятному везению. Стоявшие перед ним преграды были фантастической сложности – численность его противников, климат и окружающий ландшафт, и превыше всего неизвестные моря, в которые проникли три его экспедиции. Несмотря на свои низменные качества как человека, Франсиско Писарро неизменно остается героической фигурой.

Символ испанского завоевания. Деталь фасада собора Сан-Августин, Лима, Перу

Границы испанской колониальной империи расширились уже до Перу и Чили, однако значительную часть внутренней территории Южной Америки еще только предстояло исследовать и покорить. Однако с убийством Писарро в 1541 году время конкистадоров заканчивалось. Период открытий и завоеваний, известный под названием конкисты, был относительно недолог. Всего за полвека был открыт новый мир, громадный, охватывающий два континента. При этом большинство людей, личные качества которых сделали возможными столь необычайные достижения, отнюдь не принадлежали к породе строителей империй. Даже роль исследователя выпадала тому или иному человеку достаточно случайно. Основным же занятием этих людей всегда была война; и успех не избавлял их от этой привычки – большинство их умерло насильственной смертью в борьбе за власть, неизменно следовавшей за каждым новым завоеванием. Задача консолидации завоеванных ими земель была уже делом других людей.

В Перу после смерти Писарро возник вакуум власти, заполненный сперва молодым Альмагро, а затем и Гонсало Писарро. Оба они утвердились в качестве военных предводителей не только в нарушение приказов из Испании, но даже путем вооруженного сопротивления представителям короны. Против Альмагро играли его молодость и отсутствие опыта, да еще мешал конфликт с Вакой де Кастро, намечавшимся на пост губернатора в случае смерти Писарро из-за своей неколебимой лояльности короне. Когда дошло до столкновения, он оказался лицом к лицу с одним из самых грозных конкистадоров старой школы – Франсиско де Карбахалем. Карбахаль был уже стар и ожирел. У него «были шутки на все случаи жизни – и на неудачи других людей, и на его собственные. Он смотрел на жизнь как на фарс – хотя сам слишком часто превращал ее в трагедию». Ему приписывают невероятное количество казней, однако люди шли за ним с отчаянной храбростью, и именно это решило исход сражения на равнине Чупас. Молодой Альмагро был захвачен и казнен, и под управлением Ваки де Кастро страна на некоторое время обрела мир.