– И дальше? – гнул свое Гюнтер. – Через месяц-другой надрейхсканцелярией будут развеваться красные флаги. Мы обязаны спастилабораторию. Накоплен уникальный материал, если он пропадет, наука будетотброшена на много лет назад, мы стоим на пороге великого открытия.

– Что ты предлагаешь? – тихо поинтересовался Иван. – У нас,похоже, нет выхода!

– Выход есть всегда, – серьезно произнес Гюнтер. – Слушайвнимательно. Мы с Лиззи могли бы бежать вдвоем. Но ты нужен нам, исследованиябез тебя не закончить. Впрочем, без нас тебе тоже не справиться. Мы в однойупряжке.

Иван уставился на Гюнтера. Чем дольше немец говорил, темсильней удивлялся Селезнев. Лиззи и Гюнтер продумали все до мельчайших деталей.

К утру восемнадцатого числа все было сделано. На руке Лиззипоявился номер, сделанный татуировочной машинкой. Девушке для пущейубедительности под наркозом сделали разрез на ноге. Номер появился на руке ещеодного ученого, Дмитрия Горкина. Как и Лиззи, Дмитрий был сыном эмигрантки,хорошо владел русским языком и мечтал спасти человечество от рака. Четырехчеловек вполне хватало для создания лаборатории и продолжения исследований.

Бригитта и Фридрих Виттенхоф были убиты смертельнойинъекцией, и Иван лично сжег их тела в крематории. Полковника, как ни жаль,пришлось убрать, выдать его за заключенного не представлялось возможным.Фридрих отпраздновал пятидесятипятилетие, а в Горнгольц привозили только тех,кому не исполнилось тридцати. И потом, для научных исследований он был ненужен, Гюнтер и Иван спокойно могли работать сами. Не сумел бы Фридрихприкинуться и русским. Бригитта же пугала своей жестокостью, еще не удержится,пойдет вразнос!

Никто из сотрудников Горнгольца не удивился, когда Гюнтер наутренней планерке заявил:

– Господин полковник уехал на сутки, повез документацию,всем велел работать.

Отправляясь на пару дней в Берлин, Виттенхоф всегда оставлялвместо себя Гюнтера. День потек обычной чередой. Папки с результатамиисследований были спрятаны в надежном месте. Хитрые Гюнтер и Лиззи отобралитолько те документы, которые относились к созданию лекарства от рака. Работы позаживлению ран их совершенно не интересовали. Бумаги были уложены в железныйящик и зарыты в саду.

Ночью поднялась тревога.

– Живо, живо, – командовал Гюнтер, – все по машинам, русскиена окраине Горнгольца.

Схватив несколько особо интересных «кроликов», врачиумчались, и тогда начался следующий этап хорошо продуманной операции. Сосклада, где хранилась одежда заключенных, добыли два комплекта военной формысоветских солдат. Русские войска и впрямь стояли на подходе к Горнгольцу, новошли они в городок лишь после обеда, тогда, когда Гюнтера и его сообщников ислед простыл. Лиззи Виттенхоф, Гюнтер Рур, Иван Селезнев и Дмитрий Горкинпогибли в огне войны. На старенькой, разбитой машине с красным крестом в глубьрасположения советских войск, к госпиталю двигались совсем иные люди: близнецыКирилл и Валерий Боярские, доблестные защитники Родины, и несчастные мученикииз Горнгольца Анна-Мария Зайцевская и Герман Наумович Ладожский.

– О-о-о, – закричала я, – и кто из них стал кем? Почему двоепревратились в близнецов?

Олег встал и начал ходить по комнате.

– Им удалось добыть лишь такие документы. Кирилл – этоГюнтер, Валерий – Иван Селезнев, Герман Ладожский – Дмитрий Горкин, ну а вЗайцевскую, как сразу становится понятно, превратилась Лиззи.

– Но как же они смогли выдать себя за близнецов? – удивиласьТомочка. – Неужели были так похожи?

– А близнецы иногда рождаются совершенно разными, – влезлая.

– Правильно, – кивнул Олег.

– Меня интересует другое, – вновь не утерпела я, – какимобразом Гюнтер-Кирилл, не знавший русского языка, сумел выдать себя за русскогосолдата?

– Слышала когда-нибудь про операцию под названиемтрахеотомия? – спросил Олег. Я покачала головой.

– Ее делают в том случае, когда у человека по той или инойпричине поражено дыхательное горло, – пояснил Куприн. – Ну, допустим, ребенкадушит круп или дифтерит, тогда врач разрезает трахею и вставляет туда трубочку.Воздух начинает поступать прямо в легкие. Разговаривать такой больной не можети внешне выглядит ужасно, но на самом-то деле это хирургическое вмешательствоможно провести очень быстро, а когда трубки вынимают, то на горле чаще всего ишрама-то не остается. Гюнтеру Лиззи поставила такую трубку, она ловкосправилась с несложной процедурой. Гюнтер-Кирилл выглядел раненным в горлосолдатом.

– А Ладожскому отрезали ногу? – подначила его я.

– Нет, – усмехнулся Олег, – на такое господин Горкин не далбы согласия.

– Но он носит протез!

– Послушай! – возмутился Куприн. – Не перебивай! Давай попорядку, а?!

Я покорно закивала головой:

– Молчу, молчу, ты только говори!

– Преступники поступили хитро, – продолжил Олег, – им былопонятно, что конец войны – дело ближайших дней, поэтому далеко не уходили отГорнгольца. Добрались до городка Фридрихсбург, в десятке километров от лагеря,и просто встали на постой у немца на квартире. Бюргер, напуганный тем, чтосоветские войска уже дерутся на подступах к Берлину, изо всех сил старалсяугодить «освободителям», поэтому День Победы группа встретила у него в доме. К томувремени…

Олег неожиданно остановился.

– Давайте стану называть их теми именами, под которымипреступники прожили вторую половину своей жизни?

– Да, да, – закивала я.

– Так вот, к тому времени Ладожский и Боярский съездили вГорнгольц, добыли ящик с документами и разложили бумаги по вещмешкам. Всередине мая началась отправка советских воинов домой. Четверка явилась навокзал, чтобы сесть в поезд… Вы представляете себе, что такое состав ссолдатами, едущими домой?

– Ну, в общем… – забубнил Сеня, – купе… Олег усмехнулся, –Да нет! Просто товарные вагоны с нарами. Возле каждого вагона стоит солдат,проверяющий проездные документы, он смотрит, чтобы все места были заняты, и,как только вагон заполнится, прекращает посадку. Но домой хотели все, поэтомуочень часто проверяющие сквозь пальцы смотрели на то, что на одном спальномместе едут сразу четверо. В тесноте, да не в обиде, зато быстрей родных увидят.